Если вы никогда не держали взрослого африканского слона в однокомнатной хрущевке, вам не понять чувства, с которым Виктор Черноусов рассматривал свою квартиру прекрасным сентябрьским утром 1983 года. Квартирка выглядела так, словно вышеупомянутый слон только что ее покинул и что перед этим он вальсировал здесь в паре то ли со слонихой, то ли с носорогом. А всего-то и было, что накануне хозяин с друзьями отметил начало законного отпуска.
Он лег навзничь и принялся разглядывать потолок. Потолок был весь в трещинах, штукатурка местами отставала. Подобная картина должна была бы добавить неприятных ощущений. Этого не произошло, напротив, ему даже полегчало немного. Трещины на потолке имели место, по крайней мере, лет пять. Чувствовалась в них определенная стабильность. К тому же потолок не хранил на себе следов пребывания веселой компании. Хорошо было бы лежать вот так вечно. Считать трещины, думать о чем-нибудь необязательном. Например, о ремонте квартиры.
– Вечно лежат только в мавзолее, – с философским сожалением пробормотал Черноусов. – И то – не все… – он тяжело вздохнул и попытался сесть на диване. – Ох, мать твою…
Сесть ему удалось с третьего раза. Лучше бы не удавалось. Едва голова оторвалась от подушки, как перед глазами все поплыло. Пришлось снова принять горизонтальное положение и закрыть глаза – отчасти чтобы замедлить тошнотворное вращение, отчасти чтобы не видеть бардака, царившего в еще вчера вполне уютной квартире.
Зазвонил телефон. Пронзительный звук спровоцировал у Черноусова новый приступ боли. Он обеими руками схватился за голову и жалобно застонал.
Стон как будто пристыдил неизвестного, пытавшегося пообщаться с отпускником. Телефон затих. Виктору чудилось в этом молчании некое коварство: мол, руки от головы убери, а там…
Он твердо (насколько это было возможно) решил не поддаваться. Телефон подождал, разочарованно тренькнул и затих, потом снова зазвонил. Следующий звонок оказался менее пронзительным, но куда более продолжительным. Виктор осторожно, стараясь не делать резких движений, поднялся и поплелся к тумбочке.
– Алло? – выдавив из себя слово, он испугался незнакомого звучания собственного голоса.
– Черноусов? – подозрительно осведомилась трубка. – Ты что, охрип?
Услышать с похмелья голос шефа, главного редактора «Коммунистической молодежи» Николая Степановича Лисицкого – такого блюда деликатный желудок корреспондента Черноусова вынести не мог. Трубка сама выскользнула из мгновенно ослабевших пальцев, а Виктор рванул в туалет, а оттуда в душ.
Холодные струи обожгли кожу. Жертва отечественной ликеро-водочной промышленности стоял под душем около получаса, постепенно оживая. Одновременно он пытался решить совершенно непосильную задачу – ответить на вопрос: что мог означать неожиданный звонок шефа?
Впрочем, существовал способ это выяснить. Он наскоро растерся полотенцем и побежал к телефону.
Наталья отозвалась сразу, как будто ожидала его звонка.
– Глаза б мои тебя не видели, – сказала она вполне традиционно.
– Наташа, – сказал Виктор осторожно, – надеюсь, я вчера вел себя достаточно деликатно?
– Увы, – ответила она. По интонации невозможно было определить, имеется ли в виду «увы, да» или «увы, нет». И то, и другое вполне подходило для их отношений то ли друзей, то ли любовников. Он тяжело вздохнул.
– Ладно, не притворяйся, – сказала Наталья. – И не казни себя. Когда я уходила, ты все равно уже был никакой. Здоровое тело с полным отсутствием духа. В смысле соображения.
Виктор снова вздохнул, еще тяжелее.
– Хватит вздыхать, – сказала она. – Иди отсыпайся, вечером я позвоню. – И смягчившись добавила: – А может быть, приду. Все, спи.
– Какой там сон, – мрачно возразил он. – Начинаю чувствовать себя незаменимым. Не успел уйти в отпуск, как зачем-то понадобился Степанычу. Как думаешь, зачем?
– Понятия не имею. Хочешь, чтобы я узнала?
– Да… То есть, нет, не надо, я сам. Значит, вечером позвонишь?
– Позвоню, куда я денусь? – теперь вздохнула она. – Только, пожалуйста, пусть твои друзья сделают на сегодня небольшой перерыв. Хорошо?
