— Ой, какой же ты миленький, — шепнула она.
— А ты… ты знаешь, что со мной делаешь?
Но Рита не позволила сделать какое-либо предложение.
— Знаешь, я тут кое-что вспомнила.
Черт! Выходит, сегодня ничего не получится. Что поделать, но Шильке знал, что территория подготовлена, и вражеская твердыня готова к штурму.
— Что такое, моя красавица Рита?
— Из Берлина приезжает какая-то шишка. И она на все сто заинтересуется твоим следствием, поскольку повсюду вынюхивает. Я знаю, что к вам тоже заглянет, поскольку проверяет все службы под углом вывоза произведений искусства.
— У вас тоже будет?
— Ну да, и в крипо, и в гестапо. Не обойдет и тебя. Приготовься.
— Герр лейте… — Секретарша шефа находилась в состоянии наивысшего возбуждения. — Герр капитан. Трагедия!
Шильке спокойно поглядел на женщину. Похоже, должно было случиться что-то по-настоящему серьезное, раз та сама прибежала к нему в кабинет, а не — как обычно — воспользоваться селектором.
— Что, какая-то шишка из Берлина приехала?
Шильке выстрелил вслепую на основе предупреждений Риты и попал. У секретарши отобрало дар речи.
— Боже? — еле выдавила она из себя. — Откуда вы знаете?
Тот разложил руки.
— Дедукция, — с трудом сдержался он, чтобы не прибавить «миссис Хадсон». — Дедукция.
Далее ему объясняться не хотелось, ведь секретарша никаким Ватсоном не была.
— Герр полковник вызывает вас в срочном порядке.
Боже, какой поворот событий. Мало хватало, чтобы еще телеграмму прислал. Это знак того, что наверху сейчас царит паника. А вот это обещало только хорошее. Шильке медленно поднялся с места, поправил мундир. Вместе они вышли в коридор.
— Мы как, теряем обувь на бегу или идем нормальным шагом? — спросил капитан.
— Ох, герр лейте… капитану вечно бы шуточки. А тут по-настоящему делается страшно.
— Хмм, не с сегодняшнего же дня, — буркнул тот себе под нос, имея в виду нечто другое.
Но вот настроение в секретариате не походило ни на ужас, ни на панику. Наилучшим определением было бы: истерия. Сам Титц ожидал Шильке в открытых дверях кабинета. Небывало!
— Проходите, герр капитан, — формального обмена любезностями он не ждал. — Прошу.
Как только он закрыл дверь, сразу же начал говорить. Он настолько нервничал, что не мог скрыть дрожи рук.
— Кто-то явно желает затопить наш старый броненосец. Причем, без какого-либо прощения.
— Кто именно?
— Из Берлина приехал некий директор. Вроде как бы и гражданский, но это человек самого Мартина Бормана.
— Директор чего?
Титц подошел к столу и поднял листок.
— Мне название этого учреждения ничего не говорит. Но люди, которые знают Бормана, называют этого человека «директором по мокрой работе».
— О-о, тогда и вправду что-то должно происходить. И как его зовут?
— Колья Кирьхофф[27].
— Звучит как «Коля Кирьхов». Это русский?
— Не советую так шутить, — отреагировал Титц.
Шильке кивнул и вовремя сдержался, потому что уже хотел сказать: «А может Миша Борман тоже русский?». Похоже, его неправильно бы поняли.
— Он приехал к нам прояснить по делу тех убийств, связанных с сохранением произведений искусств. Вы хоть что-нибудь там сделали?
— Прочитал бумаги. Все это чушь.
— Каждый знает, что чушь. Но раз делом заинтересовался сам Борман, то полетят наши головы.
Все время одна и та же ситуация. Мир идет к концу, Рейх съеживается до все более и более мелких фрагментов, мы видим крах германской цивилизации, а они все время о своем. Борьба за кресла и привилегии в царстве теней. Ведь чего этот тип боится? Как полковника абвера его никогда не отошлют на передовую, не сунут винтовку в руки и не отправят в окоп. И ведь ничего он такого не сделал, чтобы опасаться расстрела. Не лучше ли дождаться конца войны в семейной вилле, а пришедшим потом арестовывать его союзникам предъявить бумагу, что его отправили в отставку, «поскольку противостоял»? Нет. Старый броненосец тонет, но гораздо более важно место на заливаемом водой капитанском мостике, а не место в спасательной шлюпке. Шильке никак не мог этого понять.
— Не обязательно. И чего этот директор хочет?
— Он желает с нами встретиться. Собственно говоря, он вызвал нас, причем срочно, в гостиницу «Монополь», — ответил полковник.