— Значит…
— Ничего не значит, — перебил инженер. — Я просто перебираю возможности. С уходом воды, мы очутимся в темноте. Нет воды, стоит турбина, нет света.
Представляете себе всю прелесть существования в темной пещере?
— Но мы увидим небо. Раз вода уйдет, мы увидим дневной свет и довольно близко.
— Но не сможем до него добраться. Два месяца вы сможете смотреть в окошко, а потом придется умирать от голода. Хотя я все же надеюсь, что мы выпрыгнем, если, конечно, нас раньше не зальет, не зажарит и не задушит.
И мистер Биг пошел слушать шум водопада.
Появилась новая надежда. Однообразное существование в пещере не казалось таким безрадостным. Это было тюремное заключение в достаточно просторной и удобной камере.
Прошло несколько дней. Вода наконец начала замедлять падение. Предсказание инженера начало оправдываться. Шум стал затихать.
Но это почти беззвучное падение воды было еще страшнее.
Проснувшись однажды утром, затворники увидели, что галерея залита водой.
— Это конец? — спросил Жан и прибавил: — Но вода как будто не прибывает?
— Так и должно быть, — откликнулся инженер. — Пол галереи повышается к пещере. Вода не пойдет дальше: ей мешает сопротивление сжатого воздуха. Мы очутились в водолазном колоколе.
— Но что будет, когда поток схлынет и очистит доступ притоку свежего воздуха?
— Да вода попросту уйдет. Раз отступив, она не вернется.
События вскоре подтвердили его слова. Пещера оставалась сухой, и вода начала медленно спадать.
Тогда потускнел свет электричества.
— Ток слабеет, — сказал инженер. — Вот когда начинается неприятность.
— Пойдем и посмотрим на небо! — воскликнул Жан.
Все бросились к выходу из галереи.
Жан радостно закричал, и его крик подхватил Гайеду.
Невысоко над ними зияла брешь купола, а над ней — лазурное небо.
Они простирали к нему руки и полной грудью вдыхали воздух, насыщенный йодистыми испарениями и солью. У их ног расстилалось озеро. В центре его был небольшой водоворот, но по краям оно было совершенно спокойно. Его уровень медленно, но непрерывно понижался.
Вода основательно размыла купол, и теперь края его были шире, чем отверстие колодца. Стены, когда-то гладкие, были основательно разворочены, испещрены трещинами и глубокими выбоинами.
Жан с надеждой всматривался в стены. Ведь только десять метров неровной, почти отвесной поверхности отделяли их от солнца, от жизни.
— Можно бы… — начал он —… попробовать… — подхватил инженер.
— … взобраться! — закончил Гайеду.
У всех голова закружилась от волнения.
— Нет ли у вас кирки? — решительно спросил Гайеду. — Я— того… полезу…
— Свалитесь!
— Не свалюсь!
— Свалитесь, чудак-человек!
— Ну, и наплевать! А не свалюсь, вас вытащу. Да чем я рискую?
Жан и Гайеду атаковали инженера, и он сдался.
— Ладно, но киркой тут ничего не сделаешь. Нужна система. Время у нас есть, провизия тоже. Я вам покажу, на что способен инженер-янки. Если не боитесь работы, вырубим здесь лестницу и поднимем с собой кой-какие инструменты и провизию. Почем мы знаем, что вас ждет наверху?
Работали с энтузиазмом. Три дня ушло, чтобы вырубить первые четыре гигантских грубых ступени. Работали по ночам при свете горелок, сооруженных американцем из тряпок и виски. Пришлось закладывать ряд мин и взрывать их, причем не всегда взрывы бывали удачны; иногда они губили труд целого дня.
Наконец, была вырублена двенадцатая ступень. Больше не требовалось. Дальше была земля.
Был уже вечер, когда они, нагруженные провиантом, шатаясь, выбрались на подсохшую почву.
Вокруг было почти темно, но вдалеке чернела какая-то быстро удалявшаяся точка.
— Аэроплан! — воскликнул инженер.
— Не может быть! — возразил Жан.
— Верно, мосье, — поддержал Гайеду. — Ведь если желтые осушили океан, то не для смеху же только. Вот теперь их аэропланы и носятся здесь.
— Так надо звать на помощь!
— Стоп! — вмешался инженер. — Если это японцы, то лучше помолчать. Ведь Кацуга приговорил нас к смерти. Пойдемте лучше потихоньку. Куда? Да хоть за аэропланом!
И они тронулись в путь.
