— Каким же добрым делом ты занят, а, Мартон? — спросил Канди в ответ на приветствие. Он стоял перед домом, за спиной его топтался посыльный сельской управы, но, как ни приглашала их жена Мартона, в дом они не зашли.
— Мы ведь не в гости сейчас, только по службе к вам наведались.
— Говори, староста Мате! — сказал Мартон, но радости в его голосе не чувствовалось. — Коли в силах, сделаем. Может, опять налог повысили?
Про себя он подумал, что старосту непременно подослал к нему сатанинский поп Якоб. Но чего тому попу от него надобно?
— Тут о духовном налоге речь. Отец Якоб, инквизитор, к нам прибыл и приказал всем к вечернему благовесту в церковь явиться. Говорить желает с народом…
Все это староста изложил строго, как старосте и подобает, а потом заговорил тише и доверительней:
— Ведать не ведаю, чего он замыслил, да только что-то недоброе, это уж точно. Ты как думаешь, Мартон?
— Никак я не думаю, староста Мате. Вот пойдем, как заблаговестят, и услышим, чего он хочет.
— От меня поп Якоб ничего не выведает, вот тебе мое слово.
Но Мартон хранил холодное, почти враждебное молчание, поэтому староста вновь принял официальный вид.
— Ну, тебя я известил! — И он вместе с посыльным отправился дальше.
«Предатель с телячьей рожей!» — пробормотал про себя Мартон и тотчас придрался к жене:
— Чего ж не выпытала у него, какая такая глиста у девки его завелась?
— Ваша милость всегда больно храбрые. Чего ж меня-то науськиваете?
— Но-но, попридержи язык, Жужка, слышишь! Не то поучу!
Злоба так и разбухала в нем, словно каша в кипящей воде. Ему хотелось бить, крушить все кругом, что под руку попадет. Черт бы побрал этого старосту, черт бы побрал все на свете! Может, он думает, что Мартон и в самом деле в церковь пойдет? Разве что придут за ним, да и то дешево он им не дастся. Говорят, и в Бутине пон Якоб вот так созвал верующих в церковь, бранил их на чем свет стоит, а потом по навету какого-то предателя отобрал и взял под стражу всех гуситов. И священник Балаж знает про это, а все же…
У Мартона совсем пропало желание копать яму, и он очень неохотно взялся вновь за дело. Но сегодня ему определенно не везло: едва он несколько раз ударил заступом, как на улице послышались крики. Можно было подумать, что бык сорвался с пастбища и теперь его преследуют жители деревни. Выглянув из-за дома, Мартон увидел, как с верхнего конца деревни бежали во весь дух староста Мате и посыльный, а за ними гнался портной Ференц, размахивая своей дворянской саблей, и орал, будто бешеный. Но преследователь был не один — за ним спешили и мужики, целый отряд с дубинками и цепами.
— Бей предателей!
— Мы тебе покажем попа Якоба!
— По башке его!
Люди, крича и улюлюкая, быстро приближались, готовые вот-вот исполнить то, что сулили. Но староста, словно в его толстое брюхо внезапно вселился крылатый копь, так наддал, что даже портной Ференц, как ни тянул вперед длинные руки, полосовал своей саблей только воздух… Выставив живот, откинув назад голову, Мате не бежал, а летел, даже жезл свой отбросил прочь, чтобы легче было улепетывать. Мартон не мог удержаться от смеха, такие гнусные рожи тот корчил.
Он приготовился было крикнуть ему: «Куда так спешите, староста Мате?» — но веселая фраза застряла на языке, когда взгляд его упал на лицо портного Ференца. Оно пылало таким диким гневом, что у Мартона закружилась голова; а портной еще и орал на бегу, и голос его был страшнее рева быка.
— В ад его, приспешника сатаны! — вопил Ференц, не унимаясь, взбудоражив уже все село.
У Мартона разом пропало все недоверие, которое он испытывал прежде к портному, он бросился к начатой яме, схватил заступ и секунду спустя уже кричал и рвался вперед вместе со всеми. А староста бежал во всю прыть, из последних сил, так что даже пучок на голове у него распустился. Шапка давно была кем-то сбита.
Утром Якоб из Маркин сказал священнику Балажу:
— Я знаю, что в Праге вы были вместе со священником Балинтом.
— Да.
— Вероятно, ты желаешь с ним встретиться. Поди к нему, брат Балаж.
И Балаж пошел, даже не стал раздумывать, какую цель преследует священник Якоб, давая это разрешение.
