Кровь бросилась Янко в лицо, вдруг стало очень жарко. Он воткнул каблуки коню в пах, конь рванулся от нежданной боли и пустился вскачь. Янко не осадил коня, хотя поистине безрассудством было скакать по извилистой, бугристой дороге. Один неверный шаг, и конь переломает ноги, а он сломит себе шею. У спутников Янко не хватило ни смелости, ни ловкости последовать его примеру, онп далеко отстали, но победа не принесла ему умиротворения. И он все скакал и скакал, надеясь уйти от неприятных, мучительных мыслей.
Янку понял, что брат от стыда способен сейчас на любое сумасбродство, и изо всех сил старался догнать его, крича вслед:
— Братец, придержи малость коня! Послушай, что скажу… Погоди!..
Янко слышал отчаянные призывы, но не внял им. Сейчас он сердился и на младшею брата. «Всякой бочке затычка, сопливый свиненок!» — думал он про себя и все гнал да гнал вперед коня, теперь лишь для того, чтобы больше напугать парнишку. Он злился и на отца, который ничего не делает для него. Скоро полгода, как Янко вернулся домой из Уйлака, а чем занимался с той поры? Целыми днями гонял по округе, вечера в кутежах убивал, чтобы горечь в себе подавить, — но ведь долго так продолжаться не может! Завтра он предстанет пред отцом и скажет напрямик: пусть дает какое-либо дело, не то он из дому сбежит. Ему хотелось действовать… совершить что-то великое, доказать…
Янко съехал к подножью горы, вот-вот должно было показаться и родное село, Хатсег. Ему и в голову не пришло подождать своих спутников. Пусть силенки напрягут, ежели с ним вместе хотят домой вернуться.
У ближайшего поворота, откуда дорога сворачивала на прямую, далеко впереди, где полагалось быть селу, он увидел вдруг огромные красные огни. Уж не пожар ли? Он еще пришпорил коня, чтобы побыстрее туда добраться. Однако, приблизясь, увидел, что красное пламя не от пожара — за околицей пылали два огромных костра. Может, волков мужики отпугивают? Но ведь зима с ее морозами, выгоняющими волков из лесу к самой околице, еще далека.
Подъехав, Янко увидел возле костров отца и нескольких воинов. Неожиданное появление Янко произвело радостный переполох.
— А где остальные? Янку? — встревожился вдруг отец, когда первая радость прошла.
— Следом едут. А ваши милости? Уж не сало ли жарить явились вы сюда из Хуняда?
— Сало не сало, а крепостных маленько поджарим. Уже доброму десятку всыпали палок по задницам. Вас с них требовали…
— Нас? Нас-то зачем?
— Мы думали, ухлопали они вас где-то. Та старая ведьма призналась, что в шахту вас скинули, в пропасть. — Войк указал в ту сторону, где стояли кони. — Прочие воины с Радуем искать вас отправились…
Янко посмотрел, куда указывал отец. От света костров рябило в глазах, и лишь с большим трудом он различил неясные фигуры нескольких крепостных, привязанных к стременам оседланных лошадей.
— Да что здесь стряслось-то? — спросил он осевшим от волнения голосом.
— Сбесилось мужичье. Разгалделись, попа прогнали, на Хуняд напасть хотели… Мы и подумали, может, они вас побили, если где повстречали…
Подъехал Янку в сопровождении всадников. Тяжело дыша, слез с коня.
— Ты нас вовсе загнал, — сказал он брату и лишь потом огляделся. Видимо, он ничему не удивился, заинтересовался лишь старой Башкой.
— А старуха в чем худом провинилась?
— Крепостным головы задурила, — сказал Войк. — Натравливала их. Они уже признались.
Крепостные, привязанные к стременам, тут же, молча и безразлично, ожидали решения своей участи; позади них, позади костров мрачно притихло село. Освещенные луной, теснились друг к дружке дома, будто маленькие деревянные коробки; лившийся с неба бледный свет, казалось, приподымал их и нёс на себе, точно они были пустыми. Однако в каждом из пих бодрствовали, затаясь в немом страхе, люди…
Послали воина, чтобы вернуть отряд Радуя, а потом, уже все вместе, двинулись через село; четверо захваченных мужиков трусили рядом с лошадьми. Только теперь они первый раз подали голос.
— Не повинны мы… Старая карга Вашка нас заворожила. Ведьма она… Сжальтесь над нами, милостивые господа!.. — слезно молили они с усталым, вялым отчаянием, но милостивые господа и бровью не повели. Лишь один воин, которому наскучило их нытье, бросил: