Отец Янош едва втолковал им, что радоваться еще рано, турки, быть может, и утра не станут дожидаться, а вернутся, поэтому лучше бы отдохнуть. Тогда крестоносцы набросились на мертвых язычников: содрав с них все, что привлекало глаз, — чалмы, пояса, шаровары, сандалии, они с благодарственными песнопениями удалились через задние ворота крепости в лагерь, расположенный на другом берегу реки.
Господа собрались вверху, в гостином зале внутренней крепости, чтобы, наскоро перекусив, тоже прилечь отдохнуть. Все устали так, что едва двигались, по радости и веселья было хоть отбавляй. Даже подшучивали над отцом Яношем, который совсем охрип от крика, даже крякнуть не мог как следует.
— Ты теперь только руками изъясняться сможешь, отец Янош, даже и с небесными силами! Вроде глухонемого!
На другой день ничто не говорило о том, будто турки собираются атаковать снова. Однако защитники крепости, наученные вчерашней хитростью турок, усердно готовились к вечеру: чинили стены, башни, исправляли оружие, упражнялись, готовясь к бою. Капистрано привел своих крестоносцев и, расположив их во дворе внешней крепости, угощал подходящими к случаю ободрительными речами. Но вдруг — это было уже после обеда — он заметил, что небольшой отряд крестоносцев незаметно выбрался из крепости и начал обстреливать из луков передовые посты турок. Отряд всадников спахии поспешил на помощь потревоженному сторожевому охранению, но крестоносцы отважно вступили с турками в бой и отогнали их. Тотчас появились новые отряды спахии, однако из крепости выбегало на помощь все больше воинов. Капистрано взобрался на стену и знаками — накануне он потерял голос от крика — звал их назад, но крестоносцы не возвращались. Тогда у него мелькнула смелая мысль: высоко подняв крест, он стал во главе находившихся в крепости крестоносцев и двинулся на турок. Крестоносцы атаковали левый фланг турецкой армии, который расположен был на склонах сбегающих к Саве холмов, и чуть не в мгновение ока прогнали ошеломленных неожиданным нападением канониров от пушек первой линии. Опьяненные успехом, крестоносцы тотчас ринулись на пушки второй линии и захватили их. Но в лагере турок уже опомнились, особенно когда заметили, что крестоносцев очень мало, и сам султан Мехмед повел против них своих телохранителей; следом устремилось и все огромное войско. Казалось, мгновенье — и крестоносцы будут раздавлены, но тут из крепости выступил Хуняди со своей армией, он бросился к пушкам, отбитым крестоносцами, и его канониры открыли убийственный огонь по двинувшимся в атаку туркам из их же орудий. И опять началась, вернее, продолжилась грозная битва, первая глава которой разыгралась ночью в крепости. Турки вновь и вновь шли на приступ, чтобы отбить свои пушки, но христиане отражали все атаки. В одном штурме был тяжело ранен султан Мехмед, который храбро вел себя в бою, и турецкая армия бросилась в паническое бегство. Когда опустился вечер, войска язычников, отступая, достигли уже подножия дальней гряды холмов. Однако Хуняди, опасаясь военной хитрости, не разрешил продолжать преследование, забил жерла вражеских пушек и вместе с войском вернулся в крепость.
Защитники крепости поначалу не хотели верить в победу. В самом деле, казалось невероятным, что гигантское, укрывшее собою землю и небо турецкое войско, большая часть которого и не приступала к военным действиям за время долгой осады, с позором убралось отсюда. Хуняди считал отступление хитрой военной уловкой и не разрешил войскам радоваться и веселиться прежде времени, а заставил усердно работать, исправлять стены и башни, поврежденные камнеметами и пушками. Он запретил выходить из крепости даже для преследования отступавших турок. Однако крестоносцы, опьяненные и воодушевленные успехом, проповедями отца Яноша, его громкими молитвами и посулами отпущения грехов, не желали повиноваться: они шумели и требовали выпустить их, чтобы преследовать турок.
— Веди нас, отец Янош!
— Пойдем бить турок!
— Умереть хотим за родную веру!
— Обещай нам прощение грехов и небесное блаженство!
— Борцам за веру уготовано славное местечко!
