— Но ведь то, что вы называете усилением интеллекта, — поежился Кей, — неизбежно сопряжено с деформацией личности. И вам не было страшно пойти на это?
— Всякое движение вперед связано с риском. Но остановиться — рискованно вдвойне.
— А я-то думал, что вы как раз остановились, застыли на предсмертном уровне. Заморочили вы мне голову! «Утратили вкус к жизни, лишены плотских радостей.
— Диалектика, единство противоположностей. Вот если бы мы обманули вас…
— Полуправда не лучше лжи. Впрочем, я представляю, почему вы так поступили.
Не хотели нас отпугнуть.
— В известной мере вы правы, — уклончиво сказал Сарп. — Но мы вовсе не выставляем напоказ свою неполноценность. Вы усмотрели ее сами. А разубеждать вас…
Кей усмехнулся.
— Моя проницательность немногого стоит. Но вот сейчас я пытаюсь стать на ваше место. Но что мы вам? Ведь, с вашей точки зрения, мы пройденный этап.
Без нас вы обходились и могли бы обойтись в будущем. А если уж говорить о неполноценности…
— Теперь вы ударились в другую крайность. По-прежнему противопоставляете себя нам, но с переменой мест на шкале ценностей. Не нужно этого делать! Вы и мы — единое целое. У нас одна цель — бессмертие человеческого разума. Он может принимать различные формы, и наши две его не исчерпывают. Главное, чтобы разум всегда оставался человеческим, поднимаясь на все новые и новые ступени в неудержимом стремлении к познанию.
— Пусть так, — согласился Кей. — Но неужели для того, чтобы усилить интеллект, прежде нужно умереть? Не верю! Ведь возможна же непосредственная, минуя органы чувств, связь с живым мозгом? Хотя бы с помощью имплантированных электродов.
— Конечно, возможна. Иначе нельзя было бы воспроизвести личность в эквиваленте. Однако при считывании хранящейся в мозгу информации нет нужды в быстродействии.
— А если человек при смерти?
— Можно даже прозондировать мозг умершего. Конечно, если структурные изменения не зашли слишком далеко. Кстати, так было с Горном.
— Значит, диалог человеческого мозга с электронным…
— Осуществим. Я имею в виду живой человеческий мозг. А мозг умершего напоминает выключенную электронную машину: хотя ее запоминающие цепи полны информации, эта информация статична. Обесточив машину, мы исключили возможность динамики. Так и смерть обесточивает мозг, но на некоторое время оставляет клетки, словно триггеры выключенной машины — одни в положении «нуль», другие в положении «единица».
— Вернемся к живым.
— Пожалуйста. Вы говорите о диалоге с машиной. Что толку, ведь темп диалога будет задавать человеческий мозг! Мы, «призраки», — Сарп снова улыбнулся, — можем общаться между собой в тысячи раз быстрее, чем с вами.
— Выходит, живой мозг исчерпал свои возможности… — хмуро констатировал Кей.
— Пожалуй, нет. За счет внешних запоминающих устройств его информационную емкость можно увеличить.
Это также позволит вводить в мозг информацию с быстродействием машины.
— Отлично! Значит, интеллект человека можно-таки усилить.
— К сожалению, нет. Интеллект определяется не объемом накопленной информации, а способностью распорядиться ею оптимальным образом. Можно быть, простите, напичканным знаниями и проявить беспомощность при необходимости мгновенно найти единственно правильное решение.
Кей поморщился.
— А интуиция?
— Я не собираюсь преуменьшать ее роли, — сказал Сарп. Даже жалею, что мы лишены способности к интуитивному мышлению. Это один из наших принципиальных недостатков. Но, согласитесь, в интуиции никогда нельзя быть уверенным полностью. Она выручит раз, другой, третий, а в десятый или сотый подведет. Наитие коварно.
— Вы не доверяете подсознанию?
— Да. Потому что оно не поддастся контролю. Это вещь в себе, и какие процессы в ней происходят, никому не известно. Известен лишь окончательный результат, но отнюдь не промежуточные. В нашем же аппарате мышления нет бесконтрольных зон. Мы не испытываем озарений, зато и застрахованы от связанных с ними ошибок.
— Все же и теперь я не могу поверить в ваше тождество с электронными машинами! — воскликнул Кей. — А вы настойчиво его подчеркиваете!
— Я имел в виду формальную сторону. Но существует и другая, основополагающая сторона. Утратив одно и приобретя иное, мы не превратились в монстров, не лишились главного — дара по-человечески чувствовать. В том, что это так, вы, полагаю, убедились?
