Нет, иного выхода все равно не существовало. В развитии их микроцивилизации не могло быть устойчивого прогресса: слишком малым они располагали. И это малое продолжало таять с каждым годом. Насколько удавалось, восстанавливали, переделывали, приспосабливали, экономили на всем, проявляя чудеса предприимчивости. А положение ухудшалось и ухудшалось…
Замкнутая система — вот что представляла собой База вместе со станциями-сателлитами. В замкнутых же системах неизбежно угасание. Приговор был вынесен с самого начала, полтора века назад, но отсрочен. Пока шло развитие Базы за счет пристыковки станций, наблюдалась даже видимость прогресса. Однако затем начался неизбежный спад.
Корлис первым — по крайней мере, так ему казалось — уловил этот злосчастный перевал и понял, что если в ближайшие же годы не приобщиться к ресурсам Гемы, то будет поздно. Тогда он и стал добиваться посылки экспедиции.
Сигнал бедствия пришелся в самую пору, послужив решающим аргументом.
«Как видишь, выбора не было, — успокаивал себя Корлис. — Смертельный риск лучше медленного умирания, потому что он дает нам надежду».
Четыре часа прошли без сна. Ничего нового Корлис так и не придумал, но, проанализировав уроки прошедшего дня, пришел к неутешительному для себя выводу, что на Геме от космокурьера куда больше проку, чем от ученого…
— Отдохнули? — заглянул в палатку Кой. — Тогда поменяемся. Посплю часок-другой.
Поеживаясь от предутренней свежести, Корлис выбрался наружу. Начинало светать. Звезды пригасли, небо неравномерно бледнело. С одной стороны оно было еще плотным, густого черно-фиолетового цвета, в искрах звезд, а с другой становилось все более прозрачным. Казалось, кто-то могучий приподнял край небосвода, и темнота, смывая звезды, отхлынула к противоположному концу. Миг, и под пальцами великана вспыхнула заря. Она затопила горизонт, окрасив его пурпуром. И вот уже показался краешек пылающего диска — это всходил Яр…
Корлис стоял потрясенный. Губы шептали что-то нечленораздельное, из глаз струились слезы. Новое, острое чувство собственной причастности к происходящему охватило ученого. Это для него, единственного зрителя, развертывалась величественная феерия. Для него ночь сменялась днем. Он осознал себя частицей Гемы, ее блудным сыном и ощутил сыновнюю любовь ко всему, что было вокруг. Нет, не во враждебный мир ринулись они очертя голову — вернулись в свой отчий дом.
Очнувшись, Корлис бросился звать Кея. Но тот уже спал, крепко и безмятежно.
После завтрака Кей долго и, казалось Корлису, бесцельно ходил вокруг палатки, затем положил рядом оба энергоскафандра и принялся расчленять их.
— Что вы делаете? — с недоумением спросил планетолог. — Теперь не восстановить!
— Все равно они больше не понадобятся.
— И поэтому вы их ломаете?
— Ломаю? О, нет! Они еще послужат.
— Не понадобятся, но послужат? Ничего не понимаю!
— Подождите немного, увидите сами.
Кей перелил в резервуар остатки энергола, затем соорудил нечто вроде легкого заплечного ранца и прикрепил к нему оба двигателя.
— Не слишком ли рискованно? — сказал Корлис, догадавшись наконец, что космокурьер мастерит простейший летательный аппарат.
— Вы непоследовательны, — скупо улыбнувшись, произнес Кей. — Когда я не хотел рисковать напрасно, обвинили меня в трусости, а когда без риска не обойтись, спрашиваете, не слишком ли это будет рискованно.
— Упрек справедлив, — смущенно признал Корлис. — Прошу извинить…
— Ничего, сочтемся. Ну-ка, помогите подогнать лямки. Так… Сойдет!
— Вы рассчитываете что-нибудь разглядеть в этих дебрях? Напрасно, я уже пробовал.
— Разумеется, с Базы?
— Откуда же еще!
— Дайте-ка инфравизор!
— Инфравизор? А зачем? Хотя… Какой же вы молодец! — пришел в восторг Корлис, а затем, заметно помрачнев, добавил: — А я-то хорош, не смог додуматься… Для ученого это в высшей степени непростительно!
— Пустяки, — неожиданно покраснел Кей. — Просто мне чаще приходилось попадать в безнадежные ситуации.
— Безнадежные?
— Ну, казавшиеся поначалу безнадежными… И знаете, к какому выводу я пришел? По-настоящему безнадежных ситуаций не бывает!
