— Узнал о вашей свадьбе, взял и прилетел, — так объяснил он свое внезапное появление.
— Да мы же не сообщили на Утопию, — удивилась Джонамо. — Хитрите вы что-то, Игин.
— Не рады старому другу? — обиженно фыркнул управитель.
— Ну что вы!
— Ладно уж… А я вам подарок привез. Вот, держите.
— Какая прелесть! — воскликнула Джонамо, разглядывая изящную статуэтку из бронзы. — Откуда она у вас?
— Сам сделал, — с гордостью сказал Игин.
— Не может быть!
— Выходит, может.
Со смешанным чувством восхищения и светлой грусти рассматривала Джонамо фигурку астронавта в скафандре, но без шлема. Подарок был с тайным смыслом:
«Не забывай того, кого больше нет». А она и так не смогла бы забыть, даже если бы пожелала это сделать.
Игин помог обустроить новый дом. Роботы воплотили замысел Джонамо с безукоризненной точностью. Но он кое-где заменил облицовку, переставил мебель, подправил отдельные детали, и в доме стало уютнее. Джонамо показалось, будто она прожила здесь многие годы.
— То, что у вас золотые руки, я знала. Но вы еще и художественная натура!
Сколько лет скрывали, не стыдно?
— Да я что… — густо краснея от похвалы, бормотал Игин. — Никогда прежде такими вещами не занимался все жена… У нее, наверное, научился, а сам и не подозревал. Уже на Утопии попробовал, смотрю — получается. Так вот теперь и балуюсь в свободное время.
— А оно у вас есть? — подшучивал Ктор. — Хорошо быть курортником!
— Какой я курортник! — с притворной обидой отбивался Игин. — Скажите лучше, отшельник, изгой. Выставили меня с Мира и еще издеваются…
— Никто вас не выставлял, сами пожелали. А потом соскучились, признавайтесь!
— Просто решил посмотреть, как люди живут…
Процедура бракосочетания была уже давно предельно упрощена. Джонамо и Ктор ввели — каждый в свой информ — информацию о вступлении в брак и стали ждать гостей.
Игин шутил, рассказал анекдот о рассеянном компьютере, который перепутал жениха и невесту. Казалось, его распирает веселье. Однако чуткая Джонамо заметила, что оно слишком уж нарочитое. Может быть, Игин, греясь у чужого огня, вспоминал свое счастливое семейное прошлое — жену, домашний уют, — которого лишился в одночасье…
Но Джонамо ошибалась. Игин, действительно, был во власти воспоминаний, только ни грусти, ни тем более зависти они не вызывали. Напротив, его радовало, что Ктор и Джонамо, два любимых им человека, нашли свое счастье.
А грустно было оттого, что оно вот-вот подвергнется испытанию. Не сменится ли радость горем, как случилось с ним самим?
Угнетало и предстоящее объяснение с Ктором и Джонамо. Зачем только он взял на себя эту нелегкую миссию? Как скажет женщине в звездный час выстраданного ею счастья, что от нее ждут подвига, а возможно, и жертвы?
Как посмотрит он в глаза Председателю?
Смятение Игина возрастало, и потому он напропалую продолжал нести околесицу…
«Скажу им через несколько дней, — оттягивал управитель неприятный разговор.
— Нет, через месяц. Месяцем раньше, месяцем позже…» В назначенный час через распахнутые настежь широкие окна виллы донесся шум.
Приближавшиеся многочисленные голоса скандировали:
— Джонамо! Джонамо! Ктор! Ктор!
Они вышли на порог и обмерли. Ко входу в виллу стекалась толпа. Тысячи людей пришли поздравить новобрачных. К ногам Джонамо посыпались цветы. Над головами собравшихся из одних поднятых рук в другие плыли все новые букеты.
Их передавали те, кто не смог пробиться поближе.
Роботы-уборщики спрятались за дом, не зная, как поступить с растущим цветочным хламом. И лишь когда спустя несколько часов, после окончания импровизированного концерта, толпа нехотя разошлась, они принялись было за дело, но Джонамо, обычно нетерпимая к беспорядку, запретила убирать цветы.
Молча стояла, вдыхая аромат лепестков, а на глазах были слезы.