Внутри Атиши-ансамбль напоминал крупное поселение, прикрытое сверху непроницаемым куполом, который в свой черед распространял желтоватое сияние звезд, пропущенных через особые фильтры, а потому был привычен для глаз. Атиша имела кольцевую планировку, где от центрального здания принадлежащего тарховичам, осуществляющим общий досмотр за порядком в ансамбле, в разные стороны расходились стройные, ровные улицы. Такую систему улиц пересекали кольцами с не менее ровной планировкой широкие проспекты, по окоему которых стояли здания принадлежащие правителям высокоразвитых рас (как в случае с велесвановцами, перундьаговцами, ерьгловцами) или гостевые подворья, в которых за умеренную контрибуционную плату можно было остановиться. В Атишу доставлялись по системе купы, а внутри перемещались в основном пешим ходом. Потому как доставка осуществлялась в пределах тридцати-пятидесяти метров до места жительства.
Мостовые улиц были выложены плитками желтых, желто-лимонных, янтарных, зеленых, буровато-красных, коричневых камней с золотистыми искорками внутри. Достаточно плотно подходящие друг к другу, без видимых стыков, они составляли эту невероятную гамму разнообразного цвета, и словно отражались от близлежащих, двух- или трехэтажных зданий, главным образом ограненных, а может и выполненных из стекла, хрусталя или кварца, прямоугольных, квадратных и даже построенных в виде многогранников.
Впрочем, чертоги велесвановцев были сотворены из желтого, непрозрачного камня, своим общим видом напоминающего янтарь солнечников. Цвет, каковой можно было бы сравнить с оттенком меда, наполненного сиянием лучей, льющегося с ложки вниз, одновременно, прозрачного и непроницаемого, с богатой гаммой красок. Чертоги велесвановцев были двухэтажными, ибо Камал Джаганатх понял это по перемычке, проложенной в виде коричневой полосы. Само же здание имело бочкообразную форму, ограниченную с двух концов круглыми плоскостями. Сквозь непроницаемость сияния стен которых, попеременно, точно рекламные огни проступали сначала на первом этаже, после на втором множество небольших по форме красных знаков. Перевернутый треугольник и находящийся над ним лунный серп, или небольшие рога, напоминающие перевернутое начертание русской буквы — А, являлись знаком бога Велеса у древних славян.
Своим чередующимся мерцанием, они будто обрисовывали грани мощных, широких кованных двухстворчатых ворот, смыкающих проход в сами чертоги. Только в отличие от ворот дотоль виденных юным авгуром прорехи в этих, представленных в виде ветвистого стебля растения, были заполнены все тем же желтым камнем. Возле здания стояло до десятка перундьаговцев, в черных рубахах, с висящими на металлических поясах воронкообразными приспособлениями, перепутанными серебристыми тончайшими цепочками.
— Знак Велеса, — впервые озвучивая свою сопредельность виденному символу, сказал Камал Джаганатх. — Знаешь ассаруа, кто являлся для солнечников и моих предков славян Велес, — стараясь заглушить разком вспененную тоску об ушедшем, не только в понимание собственной жизни, но как порой с ним бывало обобщенно о невозвратности времени, дополнил ссасуа.
Арун Гиридхари шедший впереди, точно уловив эту боль в юном авгуре, оную он всегда в нем ощущал, торопливо обернувшись, с нежностью бархатистого звучания собственного голоса, вопросил по велесвановски:
— Кто, голубчик? — проявляя не то, чтобы заинтересованность, просто никогда не оставляя без внимания тревоги юного авгура.
— Он был бог. Покровитель поэтов, певцов, мудрости и чародейства, — отозвался Камал Джаганатъ и от испытанного волнения остановился, так что также махом замерли подле него рабы, и шагающие позади них перундьаговцы. — Олицетворяя власть над миром, нес в себе величие и его богатство, не только материальное, но и духовное, — дополнил он по велесвановски и прямо-таки захлебнулся дыханием, оное как-то сразу прорезалось через ноздри, будто диэнцефалон опять же мгновенно подключил новую функцию работы. — И был моим любимым богом, с того самого момента, как я только соприкоснулся с ведической верой предков.
