— Ты был уже там? — спросил Милфорд.
— Я иду туда в первый и последний раз, — угрюмо и тихо ответил Анг. — Мне рассказал отец.
К концу дня мы обогнули по узкому опасному карнизу громадный выступ скалы и оказались на небольшом уступе в ущелье. Анг порывисто вздохнул.
— Вот храм Сынов Неба! — сказал он, протянув руку вперед.
Ущелье было необычайно мрачным — узкое, глубокое, черное, без единого деревца или кустика. По ту сторону ущелья, прямо перед нами, на широком уступе стояло небольшое приземистое здание, неуловимо сливающееся со скалами, — тоже черное, мрачное и зловещее, без окон, с одной дверью, к тому же наглухо закрытой. Вокруг храма никого не было. Сверху, невдалеке от храма, низвергался водопад, наполняя ущелье грохотом и брызгами.
— Сюда ходят паломники? — спросил Милфорд.
— Сюда никто не ходит, — все так же угрюмо сказал Анг.
У меня холодок пробежал по спине. Я даже плечами передернул. «Черт, уйти бы отсюда поскорей!» — невольно подумал я. Но Милфорд жадно вглядывался в храм.
— Там есть кто-нибудь? — спросил он. — И где мост?
— Там монах, — лаконично ответил Анг. — Мост вон там, за поворотом.
Мы поднялись наверх и пошли к мосту. Идти тут было очень трудно. Местность была совершенно пустынной и голой: кругом только хаотическое нагромождение обломков, скалистые уступы да каменные осыпи…
— Анг, а ведь ты говорил, что храм построен там, где на Землю спустились Сыны Неба, — опять заговорил Милфорд. — Что же они, на этот уступ и спустились?
— Они были выше, вон там, над ущельем. А храм они приказали построить так, чтоб его не было видно, — равнодушно пояснил Анг.
Мы перешли на ту сторону. Я за время пути неплохо освоился со здешними шаткими мостами и больше уже не падал так позорно, как в Дарджилинге. Но этот мост мог внушить ужас кому угодно. Он был когда-то сбит прочно, но весь прогнил от сырости. Половины планок не хватало, всюду зияли широкие просветы, перила почти на всем протяжении моста обломились. Даже Милфорд несколько заколебался. Потом мы решили связаться длинной веревкой и так идти. Первым прополз Милфорд, за ним — Анг. Пробрался кое-как и я.
Прежде чем подойти к храму, Милфорд взобрался наверх. Мы последовали за ним.
Местность здесь выглядела особенно странно. Посреди довольно широкого каменистого плато виднелась глубокая круглая котловина. Мы подошли поближе. Милфорд ходил по краям этой котловины и удовлетворенно качал головой. Потом он поднял странный камень, — будто отлитый в круглой форме или обточенный водой, без шероховатостей и неровностей, весь в сизой окалине.
— Что это? — спросил я, недоумевая.
— Как что? Видите же, он оплавился… Неужели вы до сих пор ничего не понимаете, Алек? Ну ладно, идемте к храму. Теперь вы скоро все узнаете!
Милфорд и Анг спустились по уступам, образовавшим что-то вроде лестницы, к площадке, на которой стоял храм. Я помедлил — и вскоре увидел шерпов на той стороне ущелья. Они помахали мне и уселись за выступом скалы. Я спустился, цепляясь за скользкие холодные скалы, и стал на площадке рядом с Ангом. Мы оба невольно отступили подальше от храма и жались к самому краю обрыва — места на площадке было очень мало.
Стоя так шагах в десяти от храма, я с волнением и страхом разглядывал странное мрачное здание, не похожее ни на одно из виденных нами за последние месяцы. Никаких скульптурных украшений, никакой росписи, голые, суровые, аспидно-черные стены; тяжелая крыша словно навалилась на здание, придавила его к земле. Больше всего поражало меня отсутствие окон и гнетущая тишина вокруг. Что за проклятое место!
Милфорд некоторое время постоял молча, приглядываясь к храму. Потом он, к моему удивлению, вынул из рюкзака длинный кусок кисеи (очевидно, от тропического шлема) и обмотал лицо и шею, заправив концы за воротник. На руки он натянул перчатки — и решительно шагнул к двери.
И тут появился монах. Он вышел из какой-то узкой щели в скале справа от здания и, крикнув что-то, загородил дорогу Милфорду.
Этот монах, внезапно вылезший из скалы, точно дух гор, производил впечатление странное и даже зловещее. Прежде всего, буддийские монахи не носят черного. А он был именно в черной одежде из грубой шерсти, покрытой какими-то зелеными пятнами, похожими на плесень, — одно это уже придавала ему странный вид. Ужасно было его лицо: иссохшее, пергаментно-желтое, с обтянутыми скулами, — оно походило на маску с узкими прорезями для глаз, тусклых и безжизненных; обнаженная рука, высунувшаяся из рясы, напоминала руку мумии — желтая, сухая, с четко проступающими сочленениями. Ужасен был и его голос — глухой, ровный, с неживыми интонациями, точно выходящий из могилы. И весь он как-то удивительно подходил к этому мрачному месту — к темным, слезящимся от сырости скалам и черному храму.
