Лоу нахмурился, но промолчал. Однако дело приняло иной оборот. Шерпы, охваченные суеверным ужасом, вообще отказались сделать хоть шаг дальше. Европейцы рассердились, но делать было нечего. Мы двинулись в обратный путь. Шерпы по очереди несли труп. Милфорд поддерживал Анга — тот еле плелся.
В Тьянгбоче был совершен обряд похорон. Тело сожгли, по шерпскому обычаю. Анг весь словно окоченел. От него нельзя было добиться ни слова. Только один раз он заговорил. Это произошло, когда Лакпа Чеди расстегнул одежду погибшего, чтоб снять с шеи амулет. Это был очень дорогой амулет, по мнению шерпов, — я уж даже и не помню, что в нем было зашито. И вот в эту минуту Анг с ужасом сказал: «Черная Смерть!»
Мы подошли. На открытой груди шерпа резко выделялись большие черные пятна.
— Гангрена! — сказал я.
Но Милфорд покачал головой.
— Черная Смерть… месть богов… — бормотал Анг, не сводя тоскливого напряженного взгляда с трупа отца.
Лицо Милфорда выражало недоумение и тревогу.
— Алек, это ведь не гангрена, — шепотом сказал он. — Посмотрите на его руки… и на глаза.
Вытянутые вдоль тела смуглые руки шерпа точно обуглились — по пальцам от ногтей разливалась сантиметра на два та же угольная чернота. Узкой полоской проступала чернота и вокруг раскрытых, остекленевших глаз. Нет, конечно, это не гангрена…
— Черная Смерть… — монотонно бормотал Анг.
Лакпа Чеди с жалостью и тревогой глядел на него. Я тогда не знал, понимает ли он весь смысл слов своего маленького родственника. Потом оказалось, что шерп знал обо всем, но не стал препятствовать нам — или из почтения к европейцам, спасшим его жену, или просто он считал, что, нарушив обет, Анг все равно уже обречен.
Ночью я проснулся и увидел, что Милфорд не спит. Он курил, выпростав руки из спального мешка.
— Вы что, Монти? — спросил я.
— Хотел бы я знать, что там за чертовщина, в этом храме! — шепотом отозвался он.
— Монти, там неладно! Откажитесь от своей затеи! — взмолился я.
— Нет, я уже не могу отказаться, Алек! — Милфорд вздохнул. — И хотел бы, да не могу. Это сильнее меня.
Пожелав мне спокойной ночи, он залез в опальный мешок и отвернулся.
Три дня мы пробыли в базовом лагере. Милфорд все боялся, что Анг теперь откажется идти к храму. Но я понимал, что Ангу уже все равно: он считает себя смертником, обреченным.
Вечером третьего дня Анг сказал, не глядя на нас:
— Мне лучше, завтра пойдем. День пути отсюда.
Милфорд весь вспыхнул от радости, но сдержался, боясь обидеть Анга. Он только крепко сжал ему руку, — но Анг молча заполз в свой спальный мешок и до утра не проронил больше ни слова.
Встали мы еще затемно и начали собираться. Впрочем, мы старались не брать ничего лишнего. Ох, и не нравилась мне эта затея — чем дальше, тем больше! Теперь выходило вдобавок, что мы отобьемся от экспедиции и будем одни, без проводников, только с измученным, может быть, даже не вполне нормальным от страха и горя мальчишкой. Даже если ничего с нами не случится — как посмотрят на это непальские власти, не вызовет ли это каких-нибудь осложнений? Милфорд уверял, впрочем, что в этом смысле опасаться нечего, власти не очень оберегают высокогорные края, — да и мы можем сказать, что заблудились. Я и сам об этом серьезно не думали главным образом потому, что чувствовал: наша прогулка добром не кончится.
Если б я тогда знал, как все обернется!.. Да нет, если б и знал, ничего не изменилось бы. Милфорд не отступил бы в последнюю минуту от цели, а Анг уже примирился с мыслью о смерти. Я бы их не смог отговорить.
Единственное, что я мог сделать, — это хоть немного застраховаться на случай катастрофы. Я подговорил Лакпа Чеди и еще одного шерпа, чтобы они сопровождали нас издали и в случае чего пришли на помощь. Я обещал хорошо заплатить. Но шерпы и без того согласились идти.
— Только мы не подойдем к храму, а будем ждать поблизости, — сказал Лакпа Чеди.
В дороге я дважды нарочно отставал от спутников и видел, что шерпы издали следуют за нами.
Мы потихоньку выскользнули из лагеря и пошли по очень путаному и сложному маршруту на юго-восток. Анг вел нас довольно уверенно.
