В итоге я бросил свою красавицу, взял простецкую удочку Матвея, ушел снова вправо от базы на много футов или даже ярдов. Наконец обнаружил плесик. И вроде хороший - травка просвечивает на дне, осока по краям - самые рыбьи места. Забросил. Еще забросил. Мертво. Червяк на крючке давно сдох, от него даже не отщипнули - там, под поверхностью. Притащился Матвей.
- Тихо! - прошипел я. - Распугаешь!
Матвей насупился. Постояли, я - с удочкой, Матвей - отвернувшись.
- Па-ап! - раздалось с тропинки.
- Чтоб тебя! - ругнулся я, вцепившись взглядом в безжизненный поплавок.
- Па-ап, вы где? - кричал сверху Егор.
- Иди встреть! - прошипел я Матвею.
Появились. Егор - мокрый ровно по линию подбородка.
- Упал? - безучастно спросил я, не сводя глаз с могильной поверхности водного пространства.
- Вот! - Стуча зубами, Егор протянул мобильный. - Он же был у меня в кармане...
- А Жаня там, наверное, звонит-надрывается, - злобно сказал я. - Говорил же - не надо с дерева. Ну кто на дерево берет с собой мобильный?
- Пап, а мы будем палатку ставить? - спросил Матвей.
- Давай снимай одежду! - скомандовал я. - Это... У тебя есть переодеться-то? Н-да. Сними батарею с телефона - может, просохнет? - Я наконец вытащил безнадежную удочку. - Ну ладно, пошли.
- Там человек подходил, - дрожа, сказал Егор. - Говорит, тут нельзя ловить. Это клуб. Нужна лицензия. И рыбы, говорит, тут нет. И сезон еще закрыт - только с шестнадцатого июня. Там, говорит, дальше есть маленькое озеро. Егор махнул в сторону автострады. - Говорит, там щуки здоровые и лещ.
- А сколько стоит лицензия? - нервно спросил я.
Егор пожал мокрыми плечами.
- Фунтов десять.
- А, ну это еще...
- За каждую удочку. Он еще сказал, в два часа придут рабочие - берег чистить - и нас все равно арестуют, - закончил мысль Егор.
- А сколько у нас удочек? - справился я.
- Пап, а мы будем матрас надувать? - вклинился Матвей.
- А смысл? Где ты видишь солнце? Сейчас дождь пойдет.
- Тогда палатку? - сказал Матвей.
Пришли на базу. Егор остался в мокрых трусах, в моей куртке и моих же шерстяных носках. Ловить ему больше не хотелось. И чего ловить, когда двенадцатый час - а ни одной поклевки. Не повезло с озером.
- Ладно, - сказал я. - Пойду пройду еще влево, к дороге. Потом оттащим барахло к машине, передохнем, возьмем удочки, примус и - на маленькое озеро. Налегке.
- А лицензия? - спросил Егор, потягивая куртку книзу на трусы. - Мужик сказал - две тысячи штрафа и всю рыбу заберут.
Обманывать нехорошо, пронеслась у меня в голове заповедь, с детства внушаемая Егору.
- Сейчас мы все это бросили и побежали покупать лицензию! - сказал я. Все равно не клюет!
- Вот именно! - солидарно согласился Егор.
Я насадил свежего червя и потопал вдоль берега. Здесь стали вдруг попадаться явно рыбацкие места: тропинки сквозь чащу вниз к берегу, притом со ступеньками, выложенными доской. Не белье же они тут полощут! - думал я. Англичане давно отполоскались. А рыбы нет. Странно.
С базы доносились визги: дети, наплевав на святое - на рыбалку, - затеяли салочки.
Жизнь не удалась, еще и не клюет, думал я. Работы нет, разрешения на работу нет, денег нет, паспортов нет: визу продлить - ждем уже год. Книжки писать поэтому не видно смысла. Егор не ходит в школу, потому что русская школа при Посольстве России в Великобритании (все большие буквы) требует за обучение русских детей четыреста долларов в месяц. "А налоги? - сказал я директору. - Я же плачу налоги со своих книжек в России. А из этих налогов содержат вашу школу".
Живет за границей и еще платить не хочет, читаю в глазах товарища Кривоногова, переброшенного из Пятигорска за Ла-Манш на укрепление педагогических кадров.
"Постановление, Олег Матвеевич", - уклоняясь взглядом, говорит Кривоногов, бурундук с глазами из молодой крапивки.
"Покажите постановление", - требую я. "Для служебного пользования". Кривоногов отводит крапивки за окно на улицу Пемброук Гарденс. "Дайте письмо, что вы отказываетесь учить Егора потому, что я не могу платить". - "Пардон, парирует директор. - Меня тогда из Лондона попросят. А на что я буду в Пятигорске жить? - Кривоногов частично бледнеет. - На те четыреста долларов, которые вы не платите?" - "Позвольте..." - "Или, может быть, на зарплату? Кривоногов частично краснеет. - Вы что себе позволяете? Вы думаете, если вы писатель..." - "За что же вас выгонят? - не сдаюсь я. - Вы такой талантливый педагог..." Крапивки Кривоногова превращаются в репейнички: "Это очень просто. Борушко платит налоги в бюджет? Платит. И не может обучать ребенка в госшколе? Ты, скажут, в своем уме, Кривоногов? Ты, скажут, зачем дал такое письмо?"
