— Не знаю…
А что еще можно было ответить на такой дурацкий вопрос? По-моему, раз уж изменяешь мужу, то хоть помалкивай. Я-то человек холостой, с меня и взятки гладки, а вот ее мужу я не завидовал, нет. Ведь я-то прекрасно знал: что бы там Сонечка ни говорила, она уже не остановится никогда, ей нравится все это — нравится грешить и нравится мучиться. Лично я-то был не против, меня это все вполне устраивало, лишь бы только ее не осенила безумная мысль построить новую семью. На это я бы все-таки не пошел. Потому что не уверен в ее надежности и потому что я, наверное, вовсе ее не люблю. Однако вопрос этот не такой-то и простой. Надо же когда-то и мне жениться. Тридцать два года уже, пора, пора! Все вокруг давным-давно женаты, только мы с Борисом остались, но он-то ведь моложе, да и он, похоже, на выходе. Нет, конечно же жениться мне пока совершенно не хочется, скажу даже, что с каждым годом это чувство становится все определеннее. Вот это меня и пугает, так и обдаст иногда оторопью, что же я — не такой, как все? Да и Марго намекает, что это странный инфантилизм, но я Марго не верю. Она-то рада, что я не женюсь, для нее это счастье, спасение. Что бы она делала, если бы я однажды привел в наше однокомнатное гнездышко молодую жену? И привести-то некуда, но не в этом, совсем не в этом дело. Мне не нужна жена, мне прекрасно и так. Марго ухаживает за мной, женщинам я нравлюсь и не испытываю ни малейшей тяги к продолжению рода. Я не вижу в браке ни смысла, ни вкуса, может быть, я действительно инфантилен? Нет, скорее — легкомыслен, как всегда. А ведь думать об этом придется, придется. Рога трубят! И все-таки не сегодня, не сейчас… Так я думал тогда, а сам осторожно накручивал на палец тонкую прядку душистых пышных Сониных волос и тихонько потянул их на себя. Она сразу поняла, замолчала, обернулась ко мне, ее сердитые глаза влажно расширились, и в это мгновение в дверь робко позвонили. Мы переглянулись в изумлении.
Я надел очки и прислушался. Нет, я не ошибся, за дверью кто-то топтался. Одевался я медленно в слабой надежде, что там все поймут и уберутся подобру-поздорову, но неведомый посетитель не уходил, еще тише, еще осторожнее нажал кнопочку. Конечно, открывать не надо было, но я все-таки дошлепал до двери. За порогом переминалась с ноги на ногу печальная и испуганная Ксения из Тамбова с синим чемоданом в руках.
— Извините, но в гостиницах мест нет, — сказала она, глядя на меня, как заяц на волка.
— Господи, да как же ты меня разыскала?
— Как вы мне советовали, через справочное бюро.
— Ну, Ксения… Черт тебя возьми! Да как ты не понимаешь, неудобно это, я не один.
— Ну и что? Что же делать-то? Мне ведь только переночевать одну ночь, а завтра я уйду.
— Завтра! Ну хорошо, поставь чемодан, а сама пойди погуляй, Москву посмотри, успеешь выспаться, молодая еще.
Она сердито потрясла головой:
— Не могу я, Георгий Васильевич, ноги так устали, аж гудят, я же целый день гуляю. Вы себе занимайтесь своими делами, а я на кухне посижу, не съем ведь вас.
К моему великому удивлению, Соня всей этой историей была не столько обижена, сколько заинтригована и возбуждена. Ей ужасно хотелось все знать, настолько, что она осталась пить чай. Ксения рядом с Соней выглядела как деревянная ступка рядом с серебряной ложечкой, смотреть на их оживленное общение было дико, и Соня это отлично знала. И, может быть, именно поэтому расспрашивала Ксению и давала ей множество советов. Ксения отвечала угрюмо, односложно, и вид у нее был такой, как будто она вот-вот заснет. Я, посмеиваясь, наблюдал за их поединком, я-то прекрасно знал, что женщинам в таких делах нельзя доверять ни на грош, обе они прикидывались, одна тихоней, другая — добренькой общительной девочкой, а на самом деле только и ждали случая выпустить когти и вцепиться друг другу в волосы. И вовсе не из-за меня, нет; просто такая уж у них природа. Хотя, конечно, Сонечка не так уж была и спокойна. Прощалась она со мной слишком нежно, шептала что-то, что прекрасно можно было произнести вслух, и почему-то называла меня Юрашкой, что между нами не водилось и мне совсем не нравилось. Словом, впечатление было такое, что она проиграла первый раунд.
