По приезде в Рейхстаг Гарри узнал, что двое, стрелявших в его друга, скрылись, но водитель смертоносного автомобиля схвачен. Это был простодушный двадцатилетний парень Эрнст Течов — он сразу признался, что его наняли вести машину, из которой намеревались расстрелять министра-еврея. Эрнст вообще недолюбливал евреев, кроме того, именно этот еврей, министр, заключил в Рапалло позорный договор с русскими евреями-большевиками. А русские большевики и есть главные враги Германии.
Договор с РСФСР заключал в себе секретный параграф, согласно которому советские власти позволяли Германии тайно создавать внутри России собственные военные формирования, запрещенные Версальским договором. Но оголтелые правые фанатики видели в этом союзе только еврейские происки и жаждали крови.
И опять я должна прервать собственное повествование, чтобы рассказать о судьбе убийц министра-еврея. Надо отдать должное немецкому народу, возмутившемуся кровавой трагедией. Началась массовая охота на убийц. Их нашли в заброшенном старинном замке, которых много в Германии, и оба были застрелены при задержании, или, по другой версии, сами застрелились.
Судьба шофера Эрнста Течова сложилась лучше и интереснее. Суд приговорил его к пятнадцати годам тюрьмы. Томясь в заключении, он прочел несколько книг Ратенау и осознал, какое страшное преступление помог совершить.
Выйдя из тюрьмы всего через пять лет, Эрнст бежал из Германии, где наращивало силу нацистское движение. Он вступил во Франции в Интернациональный легион и воевал в разных странах. К 1940 году Легион все чаще принимал в свои ряды бежавших из Германии евреев. Эрнст подружился с одним молодым парнем, который оказался племянником Вальтера Ратенау, и признался новому другу в своем страшном преступлении, поклявшись искупить его любой ценой.
И случай представился. Демобилизовавшись из Легиона, Течов поселился в Марселе, куда стекались евреи, пытавшиеся покинуть Европу. Эрнст помогал им, как мог, — добывал выездные и въездные визы. По утверждению его биографов, он спас больше семисот человек.
Услыхав об убийстве Ратенау, Гарри был в отчаянии, но все же остался верен себе — несмотря на истинную личную трагедию случившегося, он вечером сел к столу и записал в своем дневнике:
«Я застыл, словно громом пораженный, и на какое-то время потерял дар речи. Когда я очнулся от потрясения, ко мне вернулась ясность сознания, и я понял — убийцы должны быть наказаны! Я не сомневаюсь, что это немецкие фашисты, такие же злодеи, как их итальянские братья.
Наутро я поехал в Грюневальд попрощаться с Вальтером. Его гроб стоял в кабинете, в котором мы когда-то часами беседовали за чашечкой кофе или за рюмочкой чего-нибудь покрепче. Голова Вальтера была слегка склонена влево, раздробленная нижняя часть лица заклеена прозрачной марлей. На груди его были рассыпаны свежие цветы. В комнате царила мертвая тишина, кроме меня там никого не было. И меня охватило чувство невыносимой трагедии, такое, какое я испытал только над гробом Фридриха Ницше.
В Ратенау, как и в каждом великом еврее, было что-то мессианское. Нет, он, конечно, не был Мессией, он был, скорее, похож на Моисея, увидевшего Землю обетованную, но лишенного права в нее войти. Возле дома Вальтера мне встретилась маленькая девочка с букетом полевых цветов.
— Наш пастор послал меня отнести в этот дом цветы, — сказала она. — Он отслужил над этими цветами поминальную молитву.
Я погасил свет и в наступившей темноте вдруг осознал, что Вальтера больше нет и никогда не будет. И я наконец заплакал.
За окном страстно ворковал влюбленный голубь.
12 июля
Прошлой ночью убийцы Вальтера, укрывшиеся в старинном замке Саалек под Кузеном, были окружены полицией и покончили с собой.
20 июля
Мне пришлось съездить в Веймар, и, закончив дела, я решил заглянуть в Архив, чтобы повидать Элизабет. Она набросилась на меня со свойственной ей горячностью — поразительно, она не остывает, несмотря на возраст.
— Гарри, — воскликнула она, отпечатав на моей щеке малиновый поцелуй, — ты должен быть осторожен, эти русские и тебя могут убить!
