Осторожно выглянув в окно, я увидел, как толпа медленно, капля за каплей, вытекает из отеля на улицу, и вздохнул с облегчением — значит, хозяин как-то умудрился их выпроводить. Пока я приходил в себя, прибежал бледный хозяин и объявил, что завтра до десяти утра я должен покинуть его отель. Я не представлял себя, куда я могу деться в незнакомом городе. Я бы мог вернуться в Берлин, но от меня зависела судьба полумиллионной германской армии, попавшей в западню между Украиной и Польшей. Доведенные до отчаяния немецкие солдаты, жаждущие вернуться домой, могли взбунтоваться и, нарушая все приказы, прорываться боем через польские кордоны. Трудно себе представить, сколько в этом случае прольется крови.
Прибежал мой подручный и рассказал, что пару часов назад группа вооруженных людей осадила посольство и потребовала выдать им посла Кесслера. Они связали швейцара и пригрозили, что убьют его, если он не расскажет им, где я живу. Ну, он и рассказал.
Осторожно постучавшись, в дверь бочком вошел хозяин — он принес свежую газету с фотографией толпы, штурмующей здание совета министров. Я понял, что вся эта агрессия — целенаправленная политика, а не личное нападение на меня. Возникал вопрос, кто за этим стоит — Антанта или большевики? В любом случае я должен был встретиться с Пилсудским.
Пилсудский пригласил меня через два дня, которые я провел в неуютной квартирке, сдававшейся по часам проституткам. На этот раз он принял меня в Бельведерском дворце, так мало похожем на тесную землянку нашей первой встречи. Да и сам он, хотя бледный и худой до истощения, выглядел не обыкновенным военачальником, а истинным правителем государства — даже трудно объяснить словами, в чем это выражалось. Лицо у него измученное, но в глазах горит все тот же неугасимый огонь. Он еще больше похож на Достоевского.
Я рассказал ему, что этой ночью разъяренная толпа в третий раз ворвалась в германское посольство с требованием выдать им Гарри Кесслера. Я попросил выделить нам надежную охрану — не менее взвода солдат, вооруженных пулеметом, — и пообещал, что германское правительство за это заплатит. Мне стало ясно, что Пилсудский не хочет разрывать отношения с Германией, но национал-демократы стремятся любой ценой, даже ценой убийства германского посла, вызвать ситуацию, оправдывающую вторжение войск Антанты. На прощание он спросил, почему я попросту не сяду в поезд и не уеду в Берлин.
Я ответил, что уеду, как только добьюсь выхода германской армии из Украины и Польши. Чем дольше наших солдат задерживают, тем опаснее они становятся, а их шестьсот тысяч. Еще пару недель, и их терпение лопнет — тогда они начнут прорываться силой и зальют обе страны морем крови. Он согласился со мной и пообещал постараться, чтобы его правительство приняло правильное решение.
На следующий день меня тайно перевезли из съемной квартиры в посольство, охраняемое десятком польских солдат, вооруженных пулеметом. Значит, Пилсудский сдержал свое слово насчет охраны посольства. Оставалось ждать, что он сумеет добиться и решения о выводе нашей армии из ловушки, в которой она оказалась.
Целые дни я проводил в административных инстанциях, а вечером узнавал, что разъяренная толпа опять атаковала посольские ворота и требовала выдачи посла. Я попытался снять квартиру, но ни одна хозяйка не решилась мне ее сдать, ни за какие деньги. Как-то я возвращался в посольство после переговоров с военным министром и застыл на месте: навстречу мне катилась огромная мрачная толпа, прущая на Бельведерский дворец с криками «Долой! Долой!» Потом я узнал, что на Пилсудского было подготовлено покушение, но, слава богу, он вовремя узнал об этом и принял меры.
В переговорах с военным министром, кажется, появился небольшой просвет — после того, как наши изголодавшиеся солдаты при ограблении продовольственного магазина на окраине Лемберга расстреляли два десятка поляков. Вот тогда до министра дошел наконец смысл моих угроз, и он понял, что лучше от немецкой армии избавиться пока не поздно. И пообещал заняться преодолением бюрократических препятствий.
