Сначала от толпы отвалились юнги, перейдя на нашу сторону, потом самые молодые матросы, а вскоре на той стороне осталось только двадцать злобно зыркающих людей, понявших, что оказались в меньшинстве.
— Арбалетчики! — приказал я, не став больше ждать и когда из-за наших спин вышли стрелки, бунтари завыли и бросились на нас.
Залп сбил многих из них, остальное доделали вооружённые солдаты. Трупы изменников по моему приказу просто покидали за борт, несмотря на протесты капитана Бертуччи, который говорил, что даже отъявленные мерзавцы достойны упокойной молитвы. Я полностью проигнорировал его шёпот, поскольку это была целиком его вина и обязанность, как капитана, разруливать острые моменты в команде, точно не моя.
— А теперь, я покажу вам, что значит вставать у меня на пути, — обозначил я, подходя к оставшимся связанным главарям с кинжалом в руке.
Они закричали, умоляя о пощаде, а я же, вместо того чтобы их убить, подводил к борту и разрезая верёвки, приказывал сбрасывать смутьянов в воду. Никто не понял, зачем я это делаю, но буквально через пять минут я увидел, как привлечённые кровью от ранее сброшенных тел, на горизонте появились серые плавники над водой, которые словно маленькие паруса, устремились к кораблю.
С воды, да и с палубы сначала ничего не понимали, но когда огромные пасти, полные рядов острых зубов стали появляться из воды снизу, нападая и откусывая огромные куски как от живых так и от умерших, раздались крики ужаса. Матросы и офицеры страстно молились, видя, как сероватые морские монстры сожрали всех за несколько минут, окончив своё кровавое пиршество быстрее, чем приплыл ещё с десяток их собратьев.
Я повернулся к тем, кто перешёл на нашу сторону.
— Хорошо помолитесь вечером Деве Марии, сегодня вы делали самый правильный выбор в своей жизни.
С безмолвным ужасом команда смотрела на меня, поскольку за бортом было уже смотреть нечего, акулы ещё немного покружились, но не найдя больше ничего съестного, стали расплываться в разные стороны.
Затем я повернулся к мичманам и офицерам.
— Провести расследование, тех кто допустил потерю оружия из арсенала, разжаловать в матросы и дать по десять плетей. Юнги отправляются драить палубу, чтобы блестела к вечеру, как у кота яйца.
— Да сеньор Витале, будет исполнено, — поклонился мне старпом.
— «А вот капитан мой, меня сегодня окончательно разочаровал, — думал я, лёжа на своём месте, — безусловно, моряк он опытный и отлично управляется с кораблём, но бунт? Как это можно было довести до такой крайности?».
До самого вечера длились расследования, порки и наказания. Некоторые лишились своих постов, кто-то наоборот возвысился, но приятным было то, что ни один из капитанов, которых я привёл с собой на офицерские посты, меня не предал, это означало, что я хоть немного, но разбираюсь в людях, ведь сеньора Бертуччи по факту подсунул мне Франческо, а я понадеялся на его опыт и знания. Видимо всё же зря и Акелла может промахиваться.
Утром же следующего дня, словно в благодарность за хорошо проделанную работу по очистке команды от паршивых овец, подул слабый, робкий ветерок, лишь слегка обдувая паруса, не натягивая их, но уже к обеду, под радостные крики команды, «Елена» словно альбатрос, который расправил широкие крылья, медленно заскользила по закачавшимся волнам.
13 сентября 1195 года от Р.Х., Малабарское побережье Индии
Долгожданное слово.
— Земля!
Мы услышали, когда команда снова стала понемногу терять волю, но в этот раз, помня кровавый урок, всё происходило мирно. Они просто собирались кучками и молились, прося Деву Марию и святого Марка дать им сил и направить корабль на нужный путь.
Взгляды матросов и офицеров обратились ко мне, поскольку я единственный, кто не терял присутствия духа, и не дрогнувшей рукой за всё время плавания от Мадагаскара досюда, всегда точно и ясно показывал нужное направление. Почувствовав на себя десятки взглядов, я сделал непроницаемое лицо. Я лишь радовался глубоко в душе, поскольку симбионт вывел нас точно к Каликуту и в самый благоприятный сезон, когда муссоны сходили на нет — осень.
