— Знаю, ты любишь стрелять, — протянул он мне весьма дорогой подарок, — развлечёшь себя в дороге.
— Спасибо пап! — обрадовался я, прижавшись к нему.
Мама подошла и тоже протянула мне чётки с небольшим чёрным крестиком.
— Попросила освятить их во всех соборах, надеюсь они тоже помогут тебе.
Подтянув её к себе, мы все трое замерли в семейных объятьях.
***
Я с теплотой вспоминал вчерашний вечер, поворачиваясь по команде Роксаны, которая мыла меня прямо в комнате, разбрызгивая воду дальше деревянного корыта, в котором я стоял.
— Не ной! — прикрикнул я на неё, — чего тут ещё больше сырости разводишь!
С красными глазами и сопливым носом, она делала свою работу, заливаясь при этом слезами.
— Но. но… — это всё, на что её хватало, перед очередным плачем навзрыд.
— Вот дура, — я покачал головой, сказав заканчивать помывку.
Затем выгнав её, надел свой лучший шёлковый костюм, опоясался дорогущим золотым поясом, затем закрепил на нём кинжал и повесил на шею огромный рубин, просто висящий на двух кольцах крепления сверху и снизу, затем посмотрелся в маленькое изогнутое стеклянное зеркало собственного производства и признал, что годен предстать пред народом.
Мои остальные вещи были уже на корабле, так что я кликнув охрану, простился с мамой, которая тоже рыдала у себя в комнате, и отправился к лодке. Все до единого, кто видел меня проплывающим по каналам, здоровались и желали хорошего пути. Очень много незнакомых лиц поплыли вслед за мной, и провожали до самой пристани у дворца дожа. Практически все были в курсе, что мы плывём в неизвестность и многие нас заранее хоронили. Особенно выделялись семьи команды, которые навзрыд провожали отцов, детей и других близких членов семьи.
— Доброе утро сеньор Франческо, — поздоровался я с нахмуренным компаньоном, — чего такие пасмурные?
— Чувство беспокойства меня съедает Витале, вот уже третий день, — неожиданно признался он, — словно и правда провожаю вас в последний путь.
— Ну, кому суждено быть повешенным, тот не утонет, — философски ответил я, вызвав изумлённый взгляд с его стороны.
Раздосадовано сплюнув в мою сторону, он перекрестился.
— Ладно, шутки в сторону, — я передал ему пакет документов, — здесь как обычно, инструкции.
— Технологии зеркал есть? — он суетливо засунул бумаги себе под одежду.
— Да, как договаривались, два вида, один для богатых людей, второй для безумно богатых, — хмыкнул я, — и не давайте мастеровым простаивать, а то видел я как они вернувшись к своим привычным производствам, теперь халтурят.
Я погрозил кулаком в сторону Арсенала.
— Не волнуйся, я за всем прослежу, у меня всё больше появляется нужных людей для тотального контроля.
— Бумаги, на треть нашей с вами производственной собственности у моего отца, — вспомнил я, — если не вернусь в течение трёх лет, это будет мой вам подарок. Уж постарайтесь чтобы оставшаяся последняя треть у родителей приносила им хорошую прибыль, мало ли что случится.
— За это точно не стоит волноваться, — отмахнулся он, — я был против твоего предложения, но ты сам так решил.
— Ладно, — я вздохнул и протянул ему руку, — до встречи сеньор Франческо.
— До встречи Витале, — он пожал её в ответ, — возвращайся с деньгами.
Я засмеялся, кто-кто, а компаньон даже в такой момент думает о прибыли.
Помахав рукой всем провожающим, я взобрался на борт. Ждали только меня. Громко на рынде отбили склянки, удивив фактом наличия латунного колокола на корабле окружающий народ, и по приказу капитана матросы поставили кливер. Корабль словно прощаясь с родным городом, сначала нехотя разворачивался, но по мере поворота, вставая в бейдевинд от набегающего ветра, стал всё больше прибавлять вскорости.
Вскоре крики и шум толпы стали не слышны из-за шума волн, разбивающихся о нос бригантины.
— Сеньор штурман, прошу дать курс, — попросил меня Бертуччи. За его словами следили все свободные от вахт.
Я молча показал рукой в сторону открытого моря, подальше от побережья. Офицеры, матросы и мичманы переглянулись между собой и перекрестились, когда раздался его зычный голос.
— Рулевой?! Заснул?! Дать плетей?
Тот вздрогнул и стал крутить штурвал в нужную сторону.