Только что они убили твоих братьев.
От ужаса у меня подкосились ноги. Все это время я не мог до конца поверить в то, что мирная жизнь закончилась и скоро монастырь, в котором я провел лучшие годы жизни сгорит в горниле надвигающийся войны. Перед глазами вставали лица тех, кто отправился с караваном. Многих я хорошо знал, сидел с ними в трапезной за одним столом, слышал их голоса во время молитвы.
— Ты знал, что так будет? — спросил я.
— Догадывался.
Так вот почему он не пошел вслед за остальными. Трусливый «мешок брюквы» решил подождать и проверить есть ли на дороге засада. Он скрыл свои мысли от братьев и отправил их на верную смерть. Я с ненавистью уставился на него.
— Знал и ничего не сказал, — выкрикнул я, — они могли бы остаться здесь, отсидеться пока все не кончится!
— Дурак, — сказал Химон, — глупый щенок.
Он спокойно набивал брюхо пока мои друзья погибали на дороге. В неухоженной бороде застряли сырные крошки. Ужас и отвращение захлестнули меня. Я вскочил и набросился на него с кулаками.
Вернее, мне показалось, что я набросился на него, но на самом деле мой порыв был остановлен коротким точным ударом, от которого я словно камень, выпущенный из пращи отлетел к стене и свалился на пол. В мгновение ока монах оказался рядом, наступил мне ногой на грудь и не дал подняться. Какое-то время он с интересом наблюдал, как я барахтаюсь, лежа на спине, потом склонился пониже и сказал:
— Отсидеться не получится. Тех, кто ушел и тех, кто остался ждет одинаковая судьба. Ночью кочевники захватят монастырь и убьют нас.
Я сделал еще несколько неудачных попыток подняться, но скоро окончательно выбился из сил и затих. От злости и обиды я заплакал. Тогда Химон убрал ногу с моей груди, отошел в сторону, уселся на скамеечку, поднял и отряхнул упавший кусок сыра, и опять принялся за еду.
— Плачь, плачь, — сказал он с набитым ртом, — сейчас самое время.
Я всхлипывал и размазывал слезы по лицу. Ужасно было жалко себя и братьев, и еще было очень страшно.
Монах откупорил бутылку вина, сделал несколько глотков и протянул мне.
— Выпей.
— Послушникам нельзя, — я замотал головой.
— Теперь можно.
Я взял бутылку и сделал большой глоток. Вино нам давали только по праздникам по маленькой ложке на каждого, поэтому пить помногу я не привык. От нескольких глотков в голове зашумело. Я сел и ощупал грудь. Вообще-то я был не дурак подраться. Высокий рост давал мне преимущество перед другими послушниками, поэтому из большинства драк я выходил победителем. Конечно в монастыре следили за порядком и жестоко наказывали тех, кто нарушал правила, но мальчишки остаются мальчишками даже, если на них надеты бесформенные монашеские куртки. Понятно, что Химон был намного сильнее меня и все-таки, как он так ловко сбил меня с ног? Я не видел самого удара, которым он меня остановил, только почувствовал, как ноги оторвались от пола.
— Хватит с тебя, — проворчал монах и отобрал бутылку.
Он смотрел на меня и посмеивался. Другой бы на его месте разозлился на глупого мальчишку, который набросился на старшего с кулаками, а ему хоть бы что. Казалось он уже обо всем забыл.
Химон надолго присосался к бутылке, а когда она опустела выбросил ее за стену. Изделия из стекла были большой ценностью и в монастыре им велся обязательный учет.
Я сначала дернулся, чтобы остановить нерадивого монаха, но потом передумал. Если уж мерзкий безбожник не пожалел людей, то стоит ли говорить с ним об имуществе обители.
— Почему ты сказал, что кочевники убили моих братьев, — спросил я, — они такие же мои, как и твои. Разве ты не один из нас?
— Я не монах, — неожиданно сказал Химон, — и никогда им не был.
Он встал и с трудом стащил через голову длинную до колен холщовую куртку, под ней оказалась черненная кольчуга тонкого плетенья, широкий кожаный пояс и длинный нож. Раньше я не замечал оружия потому что Химон носил его не как все воины у бедра на боку, а на специальной перевязи под мышкой.
— Я не монах, — проворчал он, — я дворянин и воин короля.
Я не поверил собственным ушам и с удивлением уставился на Химона. Как мог дворянин прожить половину жизни в старой хижине, носить рубище, есть отвратительную похлебку и спать на гнилой соломе?
