Химон приказал стражникам запереть ворота. Охрана не стала перечить незнакомому монаху. Казалось они были даже рады тому, что наконец нашелся человек, который знает, что нужно делать. Разительная перемена, которая произошла с земледельцем не переставала меня удивлять. Из обжоры и лентяя он на глазах преобразился в деятельного и серьезного мужа. Владыка разговаривал с ним, как со старым другом, многие братья и даже стража послушались его.
Поговорив с охраной Химон отправился гулять по стене, а я словно привязанный следовал за ним по пятам.
— Почему мы не ушли с остальными? — наконец не выдержал я, — ты же сказал, что оставаться в монастыре опасно.
— Не трясись, — проворчал монах, — успеешь удрать.
Он остановился, огляделся и направился на западную смотровую площадку, с которой можно было разглядеть далекие стены Пауса. Там он уселся на маленькую скамеечку, которой пользовались наблюдатели, сложил руки на объемном животе и замер, похожий на большой ноздреватый сугроб.
— Сходи в кладовую и принеси нам чего-нибудь поесть и выпить, — неожиданно сказал он.
Я удивленно уставился на него.
— Как я туда попаду?
— Иди, иди, — Химон махнул рукой, — сам все увидишь, ключники давно разбежались.
Я нехотя спустился со стены и попробовал пройти через главный вход, но дверь оказалась заперта. Пришлось опять воспользоваться потайным проходом и идти через трапезную. Страшный мешок пропал, видимо кто-то убрал его подальше, но казалось, что отвратительный запах никогда не выветрится из залы. Я быстро пересек комнату и по винтовой лестнице спустился в подвал. Химон оказался прав, из трех кладовых одна оказалась открыта. Замок просто выломали из двери вместе с куском доски. Внутри все оказалось разгромлено, мешки вспороты, ящики с овощами перевернуты. Горох, лук и картошку рассыпали по полу, в углу из разбитой бочки вытекло остро пахнущее подсолнечное масло, у входа блестели осколки бутылок и темнели винные пятна. Я в ужасе смотрел на испорченные припасы. Часть продуктов унесли, а то что осталось зачем-то сбросили на пол. Интересно кто все это натворил? Неужели монахи настолько обезумели, что напоследок разграбили собственную кладовую или это порезвились стражники, когда решили оставить обитель на произвол судьбы?
Я взял несколько кусков сыра, пару лепешек и большую бутылку вина. Задерживаться в разгромленной кладовой мне не хотелось, поэтому я постарался, как можно быстрее сбежать из сырого подвала. На обратном пути я решил поискать братьев. Многие не решились покинуть монастырь и сейчас прятались где-то внутри. Мне было любопытно, чем занимаются остальные. На первом этаже я никого не встретил, только гулкое эхо моих торопливых шагов отражалось от стен. В галерее тоже было пусто, зато на втором этаже я услышал слова священной песни. Похоже несколько братьев закрылись в общей зале, чтобы помолиться. Поможет ли это? Может быть мне надо было все бросить и присоединиться к ним. Я немного постоял в нерешительности не зная, как поступить, но потом взял себя в руки и побежал на стену.
Химон все так же неподвижно сидел на скамейке.
— Я тут нашел…, - начал было я, но он грубо оборвал меня на полуслове.
— Молчи, — рыкнул монах, взял у меня большой кусок сыра и принялся торопливо есть, — не мешай, тихо сиди.
Я обиженно засопел, опустился рядом и вцепился зубами в черствую лепешку.
Откуда-то издалека послышался тихий вскрик, потом еще один. Химон вскочил со скамейки.
— Ты слышал это? Слышал?
— Что? — спросил я.
— Вроде кричал кто-то.
В холодном осеннем воздухе звуки разносили далеко и скоро мы опять услышали крики.
— Это на дороге, — сказал я.
Беспокойство Химона передалось и мне, поэтому я отложил еду и забрался на зубец стены. Мне не удалось ничего разглядеть. Разросшиеся вдоль тракта деревья мешали обзору. Где-то там сейчас должен был идти наш караван.
— Кажется больше не кричат, — сказал я.
Монах беспокойно огляделся.
— Никого не видно на дороге?
— Нет, — сказал я.
Химон тяжело вздохнул.
— Что, что это было? — забеспокоился я, — кто кричал? Что все это значит?
— Караван не дошел до города, — сказал он, — на дороге засада. Кочевники окружили нас.
