– Данила, там такое!!! Нам поспешать надобно, иначе все пропадем. Болото усохнет, лес завянет, зверушки, бедные, дома лишатся, мы с прелестницей по миру пойдем, тебе тоже урон будет невосполнимый, все сгинет… – с ходу запричитал леший, встретив Еремеева на опушке леса.
Проснувшись в предрассветный час от стука в стекло, Александр открыл окно и впустил красноголовую птицу. Дятел как безумный долго метался по комнате, прежде чем сел на плечо человека. А потом началось…
Еремеев пытался добиться от посыльного хоть чего-то вразумительного, но тот голосом старика твердил лишь три слова: «Все пропало, беда. Беда, все пропало. Пропало все – беда». И так без перерыва.
Бесконечные стенания страшно действовали на нервы, и Еремеев решил побыстрее отправиться за пернатым гонцом, чтобы выяснить, что же там ТАКОЕ стряслось. Охранник на входе хотел было доложить о боярине своему начальству, но Данила запретил отлучаться с поста, успокоив служивого, что сам расскажет, кому надо. Там же он оставил Жучку, рвавшуюся следовать за хозяином. Александр видел, что собачка не совсем оправилась, и велел дополнительно усилить охрану комнат Мии и Линга.
Столь ранним утром улицы Крашена были пустынны, но насладиться тишиной не давал дятел, продолжавший причитать. И не важно, что слова лешего слышал лишь Александр, этого вполне хватало, чтобы начать звереть.
Наконец Еремеев не выдержал. Он весьма красноречиво объяснил, что его задолбали без применения клюва, добавив к своей эмоциональной речи несколько заковыристых выражений, которые заставили лешего задуматься и замолчать.
На выходе из города боярина снова попытались остановить, и тому пришлось применить свою власть. Охранникам ничего не оставалось, как пропустить раннего выходца за пределы Крашена.
Наконец Данила встретился с хозяином леса, чтобы выслушать его эмоциональную тираду.
– Да что у вас там могло случиться?! Суток не прошло, как мы разговаривали! Ты с прелестницей уже давно должен был придумать, как избавиться от колючек на болоте.
Александр сейчас был «на взводе» и не особо выбирал слова, разговаривая с лешим на повышенных тонах. Это немного отрезвило хозяина леса. Он вжал голову в плечи и продолжил без панических ноток:
– Вчерась она занята была, а нынче… Совсем беда-а-а!
– Заладил – «беда, беда»! Говори уже, чего там у вас?
– Это надо видеть, Данила, речами тот ужас не передать. Опять же, прелестница одна там караулит. Опасаюсь я, как бы с нею чего не стряслось. Эти лианы, они… Пойдем!
Леший потянул Еремеева за рукав, а тот неожиданно обнаружил, что они уже топают по зачарованной тропе, где лучше помалкивать всем.
«Эта нечисть совсем обнаглела – как будто у меня своих дел нет! Слова не дал сказать, сразу за собой потащил. Нет, нужно заканчивать такую порочную практику. В следующий раз на пушечный выстрел к себе не подпущу!» – мысленно ругался Александр, сверля взглядом спину впередиидущего.
По зачарованной тропе они шагали долго, но Еремеев знал, что время здесь течет быстрее, чем в реальности, а потому час или два выливались в минуты.
«Ладно, леший с ним, с лешим. Деда уже не перевоспитаешь, а я сейчас должен придумать, как Мурга подвести к нужным выводам. Если в вещах убитого гнома обнаружат копию пластинки, Мург без труда докажет причастность пореченских к нелегальным алтарям. Но как сделать, чтобы он сам нашел улику? Вдруг он брезглив и откажется обшаривать карманы неживого соплеменника?»
Александр принялся мысленно прикидывать разные варианты и в конце выбрал:
«У погибшего не могло остаться ничего ценного, ведь убийцы наверняка его сразу обобрали. Могли лишь впопыхах не найти чего-нибудь тщательно припрятанного либо выбросить нечто, расцененное ими как безделушка. Пластинка точно не выглядит сокровищем – обычный кусок металла. А поскольку убийцы даже амулеты снять с жертвы не рискнули, вполне могли оставить неприметный артефакт».
