Зрелище само по себе ошеломительное. То ли заблудившийся цыганский табор, то ли остатки татаро-монгольского ига, то ли беженцы… Все это, облепленное мошкой, наконец доползает до полустанка и валится вповалку тут же, возле рельсов.
Собственно, никакой станции нет. Есть рельсы и одиноко стоящее деревянное строение с двумя нолями на повисшей на одной петле дверце.
Кто доедает, кто допивает, кто-то ищет то ли вещи, то ли смысл жизни. Куликово поле наутро после битвы.
Посреди всего этого, как обычно, в черном костюме-тройке, при бабочке и с сигарой во рту, в шляпе по шпалам расхаживает Брунов. «На-ну-на-ну!.. На-ну-на-на!..»
Повторяю, пять утра!
Где-то вдалеке за поворотом раздается «ту-ту-ту!».
И вдруг откуда ни возьмись выныривает мешочник. Абсолютно как из фильма «Коммунист». Откуда он взялся, черт его знает. В кургузом ватничке, драных сапогах, в шапке-ушанке с болтающимися тесемками и с двумя мешками на плече. Ну, прямо 1918 год!
Выныривает и начинает метаться туда-сюда, перепрыгивая через актерскую братию.
Туда-сюда, туда-сюда!
И вдруг видит Брунова. Костюм, сигара, шляпа. «На-ну-на-ну!.. На-ну-на-на-на!..»
Он к нему.
– Товарищ! Товарищ! Где тут вокзал?
И Брунов мгновенно, не вынимая сигары изо рта:
– Пошел на х…, шпион!
И зашагал дальше по шпалам: «На-ну-на-ну!..»
Что сказать? Тайга содрогнулась от хохота! До слез, до икоты, до синевы!
Другой фестиваль именовался не менее звучно: «Утро родины на Сахалине».
1980 год. Открытие фестиваля.
ИЛ-62 с артистами летит до Хабаровска, там перегруз на два ИЛ-18, потому что сахалинский «Сокол» большие борта не принимал.
Мы прилетели втроем первыми «заделывать» открытие фестиваля. Мы – это Валера Жак, режиссер-постановщик, Игорь Носов, директор, и я как автор сценария. Прилетели за неделю до всего состава, который включал в себя человек двести исполнителей!
Неделю мы мотались как угорелые, решая оргвопросы, согласовывая с местной властью сценарий, план мероприятий и еще какие-то дурацкие мелочи, включая время начала и окончания, количество приглашенных, список коллективов местной самодеятельности, оформление трибун и, особенно, правительственной ложи!
Стадион, где должно было состояться торжество, располагался прямо возле сопки. И вот Жак придумал, чтобы оттуда слетел дельтапланерист с красным флагом и приземлился прямо на стадионе.
Планерист на Сахалине был один. Где его разыскал Игорь Носов, неизвестно. Игорь мог разыскать что угодно и где угодно. Но кто это и как он вообще парит на своем дельтаплане, черт его знает. А тут все-таки правительственное мероприятие!
Поэтому решено было устроить тренировочный полет, кстати и узнать, он вообще долетит до стадиона с этим красным флагом или рухнет где-нибудь, опозорив символ великой державы.
И вот рано утром, никому ничего не сказав, мы, то есть «головка» фестиваля и этот дельтапланерист, собрались на вершине сопки и стали еще раз обсуждать «план полета». Во сколько, по какой команде, куда именно приземлиться и где развернуть в воздухе полотнище.
Вот они стоят на вершине, орут, размахивают руками, дым коромыслом, а я меж тем наблюдаю сверху, как от города к нам движется кавалькада черных машин.
Весь этот вороной «табун» добирается до нас, тормозит и, как горох, из дверей посыпалась власть!
И началось.
– Кто разрешил? По какому праву?!
– А мы что, должны спрашивать?
– А мне плевать! Я запрещаю!
– А мне плевать, что вы запрещаете!!
– Это дело государственной безопасности! Тут вам не Москва! Рядом Япония!
– Плевать я хотел на вашу Японию!!
– А вдруг он улетит туда?!
– Куда улетит?!
– В Японию! Кто будет отвечать? Вы будете отвечать?!
– Как он улетит?! На чем?! До Японии 50 километров!
– Именно!! Это же вжик и там!!!
– На чем вжик, на этой картонке?!
– Не смейте пинать мой дельтаплан!!
В общем, орут они так минут двадцать, и вдруг председатель облисполкома поворачивается к начальнику УВД и говорит, тыкая пальцем в планериста:
– Возьмите у него подписку о невылете! Мы «рухнули» с сопки!
Между прочим, как потом выяснилось, несчастного этого планериста на всякий случай арестовали на трое суток.