– У нас что, роман? – спросил Джем с горькой усмешкой. – Боже, у меня роман с невестой босса. Лучше некуда.
– Джем, – проговорила Марибель, – никакой это не роман. Мы просто поцеловались.
– Мы поцеловались, – кивнул Джем. – И я бы с радостью еще тебя поцеловал. И даже больше, кстати говоря.
– Поживем – увидим. Давай не будем загадывать.
– Я только очень-очень надеюсь, что ты это сделала не для того, чтобы подразнить Мака, – сказал Джем. – И надеюсь, ты не опустишь меня в самом разгаре, я очень надеюсь. Потому что мне будет очень больно: я испытываю к тебе настоящие чувства.
Марибель молча кивнула.
– Спасибо за ужин, – сипло проговорил он. Открыл дверь и вышел на улицу. Его синие глаза и синяя рубашка исчезли во мраке ночи.
У Марибель горели губы.
– На здоровье, – прошептала она.
Марибель, казалось, скрыла все следы пребывания в доме постороннего мужчины, но когда Мак возник на пороге, вид у него был смятенный. «Он обо всем догадался», – ужаснулась Марибель. Она лежала, уютно устроившись на диване, а когда Мак зашел, села.
– Что случилось? – невинно поинтересовалась она.
Мак присел на край дивана и, уронив голову на руки, нервно теребил пальцами волосы.
– Мари… – начал он.
– Что? – Она обвила его руками за плечи и нежно чмокнула в щеку. – Что-нибудь не так?
– Пожалуйста, выслушай меня, не перебивай.
– Хорошо, слушаю.
Мак откашлялся:
– После встречи с Лейси я зашел в номер Андреа Крейн. Ты помнишь Андреа? У нее еще сын больной, Джеймс.
– Да, помню. – Андреа была уже зрелой женщиной, и ее ребенок, больной аутизмом мальчик, вызывал у Марибель самое искреннее сочувствие.
– Я пошел с ней повидаться, – продолжил Мак, – и там кое-что произошло.
– Произошло? – спросила Марибель. Ей почему-то подумалось, что это связано с Джеймсом. Вспомнилось, как он машет руками и неистово кричит или раскачивается, сидя на месте.
– Я ее поцеловал, – ответил Мак.
Марибель смешалась. Какой дикий поворот событий. Мак честно признался, что поцеловал другую женщину. Ей стало горько. Он целовал мать Джеймса, Андреа? Внезапно все мысли о Джеме улетучились, как не бывало. Чувство сладкой вины, окутывавшей приключение с Джемом, испарилось без следа, сменившись шоком и ужасом. Глаза заволокло слезами. «Какая же я лицемерка, – подумала она. – Мак провинился лишь в том же, в чем провинилась я». Но он нашел в себе силы признаться и все рассказать. На этом фоне ее прегрешение стало казаться в тысячу раз ужаснее.
Мак вскочил и принес салфетки.
– Прости меня, Мари. Я так давно ее знаю, гораздо дольше, чем тебя. Между нами всегда пробегала искра, а в этом году, сам не знаю… Мне кажется, я ее люблю.
– Любишь? – проговорила Марибель. Она уже набрала воздуха, чтобы сообщить Маку о своем «проступке», и промолчала. Ведь она не любит Джема. Это совсем не равный обмен. Боже, да за что он так с ней? Любить Андреа? Шесть лет вместе, и надо же – вот разлучница! Не ферма, не работа и не Сесили, а Андреа Крейн?… Марибель ужаснулась: как она обо всем расскажет матери? Это разобьет той сердце. Вот так, разом, конец долгих отношений. Разрыв. Внезапный, как потеря родителей. Хлоп – и нету. – Уходи, – проронила она. – Переезжай, живи в отеле. Я не хочу тебя видеть.
– Пожалуйста, Мари! – взмолился Мак. – Подожди, не рви так резко. Ты просто расстроена. Не выкидывай меня из дома. Дай хотя бы объяснить.
– Ты любишь Андреа, – возмутилась Марибель. – Что тут непонятного?
– Это просто лето такое, все наперекосяк. Все хотят, чтобы я повзрослел. А я не хочу взрослеть, понимаешь? Я чувствую себя ребенком. Да, я люблю Андреа, но и тебя тоже люблю, Марибель. Ты сама знаешь. У нее трудная жизнь, ей тяжело. Гораздо тяжелее, чем мы можем представить. Мне нравится, что она держится, не сдается. Я люблю ее за это.
– Ах, у нее трудная жизнь! – воскликнула Марибель. – А у меня не трудная? Мне тоже приходится несладко. Забыл? Ты забыл, чего мне стоило сюда добраться?
– Это совсем другое. Тебя не коснулась и доля ее…
– Ну и отправляйся к ней, – перебила Марибель и с ненавистью подумала: «Вали к ней и ее дебильному сыну». – Убирайся.
– Я ведь и тебя люблю, – произнес Мак.
