Она допила сок, облизнула зубы, чтобы очистить их от малиновых косточек, и ответила:
– Вообще-то у меня уже есть работа. Но я подумаю.
Каждый раз, когда они встречались в тренажерном зале, Билл предлагал ей работу.
– Ну что вы пропустите за эти полгода? – вопрошал он. – Вам трудно с кем-то расстаться?
Лав покоробила такая постановка вопроса. Он ведь наверняка успел догадаться, что у нее здесь никого нет. Очень многие в ее положении, спортивные одинокие дамы Аспена, заводят для компании собак. А у нее – аллергия на шерсть.
– Нет, – ответила она.
– Послушайте, – не отступал Билл. – Очень скоро я отойду от дел, и от моего желания или нежелания тут ничего не зависит. Но я хотел бы хорошо провести это лето. Буду рад, если вы согласитесь у нас поработать.
Его синюшные ладони дрожали, и кожа была серовата на вид, несмотря на обилие упражнений. При этом он жадно ловил ее взгляд, словно верил, что она действительно может стать отличным администратором. И вот в начале апреля, когда до закрытия горных склонов оставалось всего ничего, Лав согласилась. Ну что ж, значит, лето на пляже. Лето на Нантакете.
Взвыла сирена парома. Она на месте.
Лав О’Доннел, женщина организованная, обзавелась тремя картами и от корки до корки прочитала книгу «Винтажный Нантакет». Она сошла на берег и подхватила свой нехитрый багаж: дорожную сумку и верный горный велосипед «Кэннондейл». Океанский воздух по обыкновению пах солью и рыбой. Главное, чего она не ожидала – так это божественного, бесподобного изобилия кислорода. Как здесь здорово!
За рулем такси сидела худая длинная девушка с крашеными черными волосами и кольцом в носу, а в каждом ухе было штук по восемь сережек.
– Куда едем?
– Хупер-Фарм-роуд. Но сначала я хотела бы посмотреть окрестности, если вы не против. Как вас зовут?
– Трейси. И я не экскурсовод.
– Вы здесь живете, на острове? – спросила Лав.
Девушка обернулась, бросила взгляд на выстроившуюся позади очередь такси. Закинула велосипед Лав в багажник своего универсала, прыгнула за руль и, дождавшись, когда пассажирка заберется в салон, отъехала от тротуара.
– Я здесь только на лето, – ответила она.
– Вы первый раз здесь? – поинтересовалась Лав.
Трейси кивнула. Они не спеша ехали по мощенной булыжником Мейн-стрит.
– Я тоже, – призналась Лав. Ее голос дрожал и срывался в такт подпрыгивающей на колдобинах машине. – А вы знаете, что этот булыжник завезли сюда первые поселенцы? Они использовали его как балласт на кораблях.
Трейси не ответила. Лав смотрела в окно и читала названия магазинов и ресторанов. Винный магазин Мюррея, кафе «Эспрессо», аптека Конгдона, книжная лавка Митчелла. Вскоре они доехали до кирпичного здания с величественными белыми колоннами. Национальный тихоокеанский банк.
Лав постучала пальцами по стеклу.
– Он называется Тихоокеанским, потому что китобойные суда плыли отсюда до Тихого океана, чтобы охотиться на китов. До самого мыса Горна. Бывало, их возвращения ждали по пять лет. Зато они привозили деньги. Так что Тихий оказался кормильцем.
– Да вы прям ходячая энциклопедия, – буркнула Трейси.
Лав словно не заметила сарказма. Не хотелось портить первое впечатление от острова. Она принялась изучать карту.
– Давайте доедем до самого верха Мейн-стрит.
Они проползли мимо Ходвен-Хауса, который Лав планировала посетить в ближайшие дни.
– Там, на самом верху белого дворца, есть танцевальный зал. Его специально построили с откидной крышей, чтобы можно было танцевать под звездами.
– Правда? – удивилась Трейси. Замедлила ход. – То есть у него крыша снимается?
– Какая романтичная задумка – танцевать под звездами, – проронила Лав. Откинувшись в кресле, она продолжила: – Трейси, я должна вам кое в чем признаться. Я приехала на остров, чтобы завести ребенка.
– Ого, дамочка, придержите коней. Это уже перебор, – сказала Трейси. – Если хотите болтать про историю, пожалуйста, я на ком-нибудь потом потренируюсь, но умоляю, не надо делиться личными проблемами. Мне за это не платят.
Лав рассмеялась:
– У каждого, кто приезжал на Нантакет, была своя цель, своя причина. Кто-то охотился на китов, кто-то спасался от религиозных гонений. Моя цель – забеременеть, и я сообщаю вам об этом умышленно. Теперь мне невольно придется ответить за свои слова.
