– Мы – школьные учителя из Вермонта. В Вермонте, конечно, красиво, но не настолько. Наверное, это особое чувство, что ты на острове, в окружении воды. – Он взглянул на Лав. – Вы здесь постоянно живете?
На Нантакете? В мире звезд и устриц, свежего воздуха и любви?
– Да, – ответила Лав.
Джем позвонил родителям из квартиры Марибель. Он знал, что родные с нетерпением ждут от него весточки.
К телефону подошла Гвенни.
– Привет, это я, – сказал он. – Мама-папа дома?
– Ну, отлично! – надулась сестра. – Полгода о нем ни слуху ни духу, а он даже поздороваться не может по-человечески.
– Гвен, кто-нибудь из родителей дома? Отсюда дорого звонить.
– А про меня тебе разве узнать не интересно?
– Интересно, говори.
– Я, конечно, не очень-то в теле, но уже набрала шесть фунтов.
– Класс! – обрадовался Джем. – Значит, тебя больше не выворачивает?
– Гораздо реже. Ты когда вернешься домой?
– Мне надо поговорить с мамой или отцом, – вновь сказал Джем. – Передай им трубку, кому там ближе.
Гвенни, конечно же, никуда не пошла, а завопила со всей мочи:
– Мам! Пап! Джем звонит!
Тут же к аппарату подскочила мать:
– Джем, как хорошо, что ты позвонил, солнышко мое.
– Привет, мам.
– Как ты, сынок?
– Все путем. Лето выдалось – это нечто.
– Ну да. Я ксерила твои письма, все подруги в бридж-клубе хотели почитать. Ты ведь не против? Там, где личное, я просто замазывала. У вас, похоже, сплошь одни знаменитости. Всем было интересно. Остров и впрямь особенный.
– Ну да.
Ему представилось, как его письма передают по кругу за партией в бридж, словно хрустальную вазу с орешками.
– А когда ты приедешь? Мы с папой будем встречать в аэропорту.
С параллельного телефона послышался голос отца:
– Эй, сынок! Мы соскучились, не видели тебя целую вечность!
– Пап, что там у вас?
– Как раз смотрю, как проигрывают «Краснокожие», а мама готовит чили.
– Гвенни потихонечку поправляется, – прошептала мать. – И рвет ее гораздо реже.
– Она сказала, что набрала шесть фунтов, – поддержал тему Джем.
– Я разговаривал с Бобом Беллером, он согласился устроить тебя в Брукингский институт, – сообщил отец. – Что думаешь? Местечко отличное, там работают влиятельные люди.
Джем перевел дух. Он был сильно растроган, услышав их голоса. Вспомнились дом и кухня, увешанная медными котлами, мягкая постель и подушки на гусином пуху, бар с бильярдным столом и клавесином, на котором играла малышка Гвенни, пока ей не исполнилось девять лет. Джем очень скучал. Может, потому и не звонил все лето – опасался всплеска эмоций.
– Я пока не вернусь. На пару недель смотаюсь в Нью-Йорк, а оттуда подамся в Калифорнию. – Джем кашлянул. – В общем, я решил поселиться там.
Наверное, Гвенни слушала разговор с третьего аппарата, потому что она тут же заверещала:
– Он не вернется! Я же говорила! Вот так, я была права!
– Ты никуда не поедешь, – заявил отец.
– Пол, – вступила в разговор мать, – родители не должны подрезать детям крылья. – Ее голос смягчился. – А зачем тебе в Калифорнию? Такая даль…
– Я хочу открыть агентство для молодых талантов.
– Но для бизнеса нужен капитал, – аргументировал отец. – Ты едва окончил университет, так дела не ведут.
– Знаю, – ответил Джем. – Я сначала на кого-нибудь поработаю, соберу денег. – Он подумал про пятнадцать тысяч, что дожидались его в Нантакетском банке. Домой он об этом писать не стал – вряд ли родители одобрят, что сын хочет взять чужие деньги. – В общем, я еду в Калифорнию, чтобы начать свое дело.
– Я была права! – вклинилась Гвенни.
– Чего ты там поднабрался за лето? – возмутился отец. – Семья вдруг ему не нужна!
– Ты встретил девушку? – спросила мама. – Ты что-то наделал? У нее неприятности?
Если не считать булимии, которую уже успели принять как данность, его предки были до жути несовременны. У какой-то там девушки какие-то там «неприятности»… Мать даже не могла произнести вслух слово «беременность».
– Нет, – заверил он. – Нет ни у кого неприятностей.
– Разве что у тебя, – вклинился отец. – Я тебе их устрою, если к концу месяца не явишься домой.
– Я не хочу работать в Брукингском институте, пап, – сказал Джем. – И в «Башню» не хочу, за барную стойку.
