Никита вышел. Александр достает из кипы фотографий ту, где на плечах огромного, похожего на белокурого Тарзана американца сидят летчицы – Соня и Лейтенант. Александр всматривается в их лица. Прячет фотографию в карман. Потом снова вынимает, возвращает назад. Подходит к окну, смотрит на панораму Манхэттена. Берет телефонную трубку. Набирает номер. Слушает гудки. Включается автоответчик:
«Лу Бенсон нет дома. Если вы хотите ей что-нибудь сообщить, говорите…»
– Лу, я тебя люблю, – говорит Александр. – Даже если ты у своего француза, которого я вызову на дуэль и убью, даже если ты у него… все равно… люблю, Лу! Я в твоем доме, в квартире рядом с твоей. Придешь, позвони в дверь восемьсот семь…
Входит Никита. Улыбается. На голове сверкает золотыми узорами узбекская тюбетейка. Лицо человека, потрепанного жизнью.
– Еще по стопке? Да?
– Давай, – соглашается Александр.
Они выпили.
– Не умею я рассказывать…
– Где американец? Ты забываешь его…
В облаке пыли едет мотоцикл Вильяма Терентия Смитта. Вильям видит около озера самолет У-2. Остановил мотоцикл, спустился к самолету. Неожиданно в кустах, на песке, наткнулся на две фигуры: мальчика и женщины. Головы их прижаты друг к другу. Тела врозь. Кажется, целуются…
Вильям близоруко щурится, надевает очки:
– О, здравствуйте, чуть не наступил на вас. Я же слон.
Соня вскочила, словно ее кто-то ужалил, стала быстро собирать разбросанные на песке кожаные наряды. Ее большое красивое тело сверкает белизной, резкие движения доставляют удовольствие глазам мужчины, хоть он и близорук.
Вильям сел на гальку. Соня неудачно вдела ногу в штанину, запрыгала на одной ноге, упала. Разозлилась на себя.
– Хотите в цирк? Я приглашаю. Это тут недалеко. Бродячий цирк шапито. У них есть замечательный номер «Кто оседлает мула»!
– Слушайте, откуда вы взялись, почему подошли к нам, это невоспитанно, я и мой кавалер… – Соня показывает на Никиту, – одни на пляже, каждому должно быть понятно, что нам хочется побыть одним. А вы подходите без спросу, предлагаете цирк….
Вильям снимает очки. Загорелое лицо, глаза – как васильки. Соня молча смотрит на американца. Выражение лица ее трудно понять, вроде злится, но в то же время засмотрелась…
– Это мои слепые глаза, – робко говорит Вильям. – Я всегда попадаю с ними в истории… Простите… Увидел самолет, пошел к нему, а вас и вашего кавалера не заметил…
Вильям повернулся и пошел. Оглянулся:
– Если вдруг надумаете… Около Златоустья, у черепашьей поляны, белый шатер… прилетайте. Увидите замечательный аттракцион.
Белый шатер цирка шапито. Зрители. Арена. На арене опилки. На опилках копыта необъезженного мула выбивают искры. Вряд ли из опилок можно выбить искры, но грозный вид Риголетто – так назван мул в афише – создает у зрителей впечатление, что из-под копыт его летят искры, а сам Риголетто дымит и огнедышит.
Клоун с лицом, обсыпанным пудрой, пытается удержать бешеного зверя. Пудра веет облаком, из глаз клоуна льются струи слез.
Ведущий программу, в засаленном черном костюме, кричит в жестяной рупор:
– В заключение сегодняшней программы мы предлагаем скромное развлечение. Прокатиться на этой тихой скотине… – Ведущий делано смеется. – Как вы понимаете, смельчака ждет приз. Шесть, повторяю, шесть бесплатных билетов на завтрашнее представление. Кто оседлает мула?
Грянул оркестр. Трубы, медь, барабаны. Меж рядов зрителей идет Вильям Терентий Смитт. Клоун тихо шепчет ведущему:
– Опять этот болван полез…
– Сумасшедший…
Зрители аплодируют Вильяму.
Ведущий обращается в зал:
– Герой все тот же. Вчерашняя битва его с мулом была битвой двух мулов… Простите, я хотел сказать – двух гигантов.
Вильям перешагнул через бархатный барьер арены. Мул, увидев Вильяма, стал лить струю на опилки.
– Наш герой – техасец, – продолжает ведущий, – а там любят состязаться с неоседланными мулами…
Вновь грянули медные трубы. Клоун и ведущий ушли за барьер. Соня с любопытством смотрит на скинувшего рубашку американца. Сильные, упругие мышцы, легкая, танцующая походка, на плече наколка – две рыбки плывут друг к другу.
Никита смотрит на Соню. Взгляд полон ревности. Тринадцатилетний мужчина ревнует.
