Смерть настигла Красоткина в момент, когда он говорил Ноэ, что ему хорошо, что племянница Ксения родила близнецов, что одного из них назвали Павел, другого Николай, что в деревне Синюха пчелы злы, но чрезвычайно медоносны, что предлагают ему быть старшим на пасеке, что пьют здесь «Солнцедар», пьют шибко, над ним, непьющим, посмеиваются, но люди все хорошие, работающие, – и думает он, может, остаться здесь, ведь сам он тоже синюхинский.
– Оставайся, Павел!
Ноэ было грустно, что уехал – и навсегда – последний друг…
– Ноэ, вышли мне пальто и…
В телефонной трубке наступила пауза, потом раздался глухой звук ударившейся обо что-то трубки…
– Красоткин?! – позвал Ноэ. – Павел. Павел!!!
Никто не отвечал. На другом конце провода были слышны чьи-то неясные, суматошные голоса.
И неожиданно ровный голос телефонистки:
– Разговор окончен.
– Как окончен? Что там случилось?
– Разговор окончен! Повесьте трубку!
Резкий щелчок и протяжное ту-ту-ту. Потом абсолютная тишина, все выключилось…
На другой день пришла телеграмма: «Дядя Павел скончался. Ксения».
Красоткин Павел Павлович (1893–1966). Участник Первой мировой войны. Был ранен под Трапезундом. В рядах сто двадцать пятого революционного Красного полка брал Ростов, Астрахань, Царицын. Во Второй мировой дошел до Тюрингии. Имел боевые награды. Остался без семьи – жена и двое детей попали под обстрел «мессершмитта» на капустном поле. До войны и после войны работал пасечником. С 1955 по 1966 год жил в Грузии. Умер в Армавире. Похоронен на сельском кладбище села Синюха.
Мода есть на все, даже на рисование больших, в человеческий рост, портретов усопших родственников. В грузинских деревнях стали появляться такие портреты на фасадах домов, сообщая миру о том, что семья плачет о покинувшем их безвременно родном отце, дяде, брате…
Провинциальные художники идеализировали образы усопших и при некоторой схожести черт делали людей более красивыми, стройными, одухотворенными, чем они были при жизни.
Но украшательство это простительно. Не обладая знаниями, художники рисовали свои модели плоско, как на египетских фресках, окружая их атрибутами профессий: шоферов рисовали на фоне автомобилей; пастухов – окруженными баранами; гончаров – среди глиняных кувшинов; певцов – раскрывающими поющие рты; охотников – увешанными дичью, с ружьями в руках и т. д.
Все свои сбережения (200 рублей) отдал Ноэ художнику, и тот, не имея фотографии Красоткина, лишь по устному портрету нарисовал двухметровую фигуру с лицом, очень похожим на Павла Павловича, – так казалось Ноэ, и это подтвердили Тасо и муж ее, киномеханик.
Над головой Красоткина кружились пчелы, у ног росли цветы.
«Дорогой брат Павел» – было написано бронзовыми грузинскими буквами.
Началась зима. Сперва шли дожди, потом выпал снег. Портрет Красоткина, прибитый к балкону, яркими цветами напоминал о лете. Три года провисел он. Краски постепенно поблекли.
В 1969 году он был снят.
Сейчас лежит в чулане, на нем горы картофеля, лука и незрелые помидоры, срываемые для солений.
Все лето Ноэ было холодно, он ходил в пальто, на плечах была накинута шаль, на голове папаха.
В камине огонь горел днем и ночью. Ноэ сидел у огня и никак не мог согреться. Кровь его остывала…
Странное желание – купить дубовый гроб – он осуществил. Весь день провел у гробовщика, смотрел, как по свежим доскам весело двигался рубанок, накручивая стружку в длинные кольца. Гроб вышел на славу… Ноэ распил с мастерами вино, ему пожелали долгих лет жизни. Три года пролежал гроб в чулане.
Куры облюбовали его для откладывания яиц. Ноэ вначале сгонял их, потом махнул рукой и позволил даже высиживать в нем цыплят.
Но мысли о смерти все чаще и чаще посещали его. Он чувствовал ее ледяное дыхание у своего затылка, и настал день, когда ему показалось, что это последний день…
Он не чувствовал себя плохо, пульс был нормальным, температура тоже, болей не было, но холод, космический холод, заполнил его внутренности. Казалось, что завершалась долгая работа и кто-то, находящийся в нем, выключает рубильник.
Тасо ухаживала за отцом в эти дни. Приехали Захарий и Сандро.
