– Когда зрачки недвижны, это значит, жизнь покинула человека! – сказал врач.
Трудно предположить, как случилось, что Красоткин получил такой невежливый ответ на свое письмо. Возможно, человек, пишущий ответные письма с благодарностями за подарки, человек, сидящий за канцелярским столом с утра до поздней ночи и одуревший от сотен и тысяч одинаковых слов благодарности, вдруг сломался, свихнулся и в ответных письмах стал порицать людей, сделавших свои скромные вклады в празднование высокого юбилея. Но можно предположить и то, что Зиновий Шалвович Метревели вспомнил пчеловода Красоткина и постарался, выражаясь фигурально, «в бочку меда капнуть каплю дегтя».
Так или иначе, Красоткин долго отходил от потрясения, вызванного письмом.
Пчелы пасеки заболели варротозом, стали улетать и не возвращаться, участилось воровство меда меж пчелиных семей. Апатия Красоткина привела к запустению пасеки. Колхоз «Маяк революции» отстранил его от должности колхозного пасечника. Он загрузил попутный грузовик своими личными ульями и поехал в Рачу.
Человек, к которому он приехал, не признал его. Расстроенную душу Красоткина это возмутило до чрезвычайности. Не знал он, что его мацестинский друг так же несчастлив, как и он.
Кто-то предложил надеть на шею Ноэ колокольчик – в последнее время он часто терялся в горах. Ноэ, как старый вожак овечьего стада, ходил теперь с козлиным колокольчиком, каждый шаг его сопровождался веселым звоном – тринк-тринк-тринк.
В деревне знали, что, если слышны где-то поблизости эти звуки, надо на минуту прервать свои дела, посмотреть, куда бредет старый Ноэ, а если время позднее, остановить его и направить в сторону деревни. В осенних туманах колокольчик тревожил работающих на полях. Ноэ шел по горным тропам, кто-то из молодых срывался с поля и бежал за ним. Из тумана выплывали сперва черный контур пальто, потом кепка, седая небритая щетина и веселые бездумные глаза…
Ноэ нравился колокольчик на шее, он не снимал его даже ночью, ложась спать.
Так жил Ноэ до того дня, пока не встретил у оврага Красоткина. Через овраг были переброшены бревна. Ноэ вступил на них, сделал шаг, второй, третий, раздался треск. Ноэ полетел вниз.
Бревна были подточены древесными жучками. Тяжесть человеческого тела завершила их долгую работу по разрушению перекидного мостика.
Совершив падение с высоты четырех метров, Ноэ лежал на дне оврага.
Красоткин стоял на коленях и лил воду на его лицо.
Ноэ открыл глаза.
– Красоткин?! – удивленно спросил он.
Узнал. Утерянная память вернулась.
Красоткин поднял Ноэ со дна оврага, помог дойти до своей пасеки. Там он уложил его. Заварил лечебные травы, смазал медом раны на теле.
Огненно-красный шар заглянул в дверь сарайчика. Ноэ попросил снять со стены зеркало: оно бросало солнечные лучи и жгло глаза.
Ноэ остался жить на пасеке.
День был заполнен множеством забот. Пчелы начинали роиться, надо было стеречь выход роев, собирать их, помещать в новые ульи. Два человека: один русский, опытный в пчелиных делах, другой грузин, на старости лет пришедший на пасеку, – жили одни посреди Кавказских гор и испытывали чрезвычайное удовольствие от общения друг с другом…
Каждый день Ноэ читал новую страницу в книге таинств пчеловодства.
Окуренные дымом пчелы сидят на сотах.
– Видишь матку?
– Нет.
– Вот она.
– Сейчас вижу.
– Надо покрыть ее вместе с молодыми пчелами колпаком. Вот так, слегка вдавить колпак в соты. Под ним матка приступит к кладке яиц…
Деревня была рада исцелению Ноэ. Председатель колхоза Папуна Лобжанидзе, зная, что пчелы способствуют опылению и повышению урожайности травяных, овощных, фруктовых культур, по договоренности с Красоткиным объявил пасеку колхозной. Пасека разрослась. Мед лился густой, благоухающий ароматом цветов. Сперва он исчислялся сотнями килограммов, потом тоннами. Мед сдавался колхозу. Колхоз сдавал его государству.
Из Средней Азии приехал сын Ноэ – Сандро. Он носил входившие в моду узкие брюки. Приехал он с тремя узбеками.
Три дня кутил Сандро с узбеками под ореховым деревом во дворе отцовского дома. Ноэ внимательно слушал разговоры за столом.
