-Куда ты? – спросил я, перегородив ему дорогу.
-Оставь меня, я должен с ней поговорить.
-Зачем?
-Я сказал, оставь меня.
-Как угодно…
Он ушел, а я достал из шкафа вино, сел за стол и пока пил, слышал, как из соседней комнаты доносились их приглушенные голоса. Он убеждал ее остаться, говорил, что всегда готов ей помочь и прочую ерунду.
-Зачем тебе все это? – сказала Дарья, по всей видимости, не прекращая собирать вещи, ибо ее вопросу сопутствовал скрип открывающегося шкафа.
Ответ последовал не сразу. Я знал, что в Вадиме борется огромное количество внутренних сил. Он любил Дарью, и ему было наплевать на то, каким способом оставить ее возле себя, но в то же время он не мог сказать это напрямую, ибо его выбросили за борт. В конце концов, когда он почувствовал, что молчание затянулось, начал что-то лепетать, очень тихо, я уже не слышал, а минут через пять она появилась в прихожей и попросила меня закрыть за нею дверь.
Когда я вошел в комнату, он сидел на ее кровати, опустив голову, - точно как все люди, у которых украли любовь.
-Советую тебе отступить… - сказал я тихо, и все не сводил с него взгляда.
Он ничего не ответил, и даже поза его не изменилась. Мне не нравилось это молчание.
Первое, что я сделал по возвращении домой, открыл двери спальни и поднял заколку Татьяны, оброненную у самого порога. Затем прошел в студию – Таня была там, и я чувствовал запах жасмина…
___________________
Я знал, что застывшие профили за моим окном – это предзнаменование, которое представит все в ином свете, - а ровно этого я и добивался. Я пошел по наитию и, как мне казалось, отыскал в результате верное решение.
На следующий день они исчезли – кто-то убрал их с улицы подобно тому, как антиквар убирает в шкаф статуэтки. Я снова писал, но чувствовал, что внутри меня что-то изменилось: тело конвульсировало, а глаз заставлял выводить очень странные линии, рождавшие такую совокупность, какой я никогда раньше не видел. Я так увлекся, что не прерывался на отдых, меня даже не мучил голод. Только к семи часам вечера что-то остановило мою руку – думаю, это тоже было наитие; я отложил кисть и, найдя на кровать, мгновенно отключился, точно свет, источник которого спрятали за рампу.
2006-й апрель, 3-й день
Я очень хочу написать, что у Вадима все так же хорошо, как у меня, но не могу, - просто смелости не хватает. Больше двух недель не садился за дневник, - (иногда мне вообще хочется бросить его; я не понимаю, зачем все это пишу, но потом моя тетрадь со стертыми по краям буквами и превратившаяся от давления локтей в гармонику, снова уговаривает меня взять ручку), – в результате накопилось много всего любопытного.
Я подозревал, что Вадим так и не отступит, будет продолжать отыскивать способ оставить Дарью у себя, а теперь даже выясняется, что чем больше терпит он неудач, тем упрямее становится. Стоило ему хоть один раз забыть о гордости, и он очень быстро утратил ее целиком.
20-го марта, то есть на следующий день после ссоры, он заявился к Григорию с извинениями; тот принял их, но скорее равнодушно, чем даже холодно, после чего Вадим попросил его позвать Дарью.
-Она ведь у вас, не так ли?
-Зачем она вам нужна?
-Я хочу извиниться и перед ней тоже, - сказал Вадим.
-В этом нет необходимости. Я передам ей ваши извинения, если вы так этого хотите, а теперь я прошу вас уйти.
Вадим принялся настаивать; он говорил Аверченко, что прожил с его женой достаточно времени, чтобы заиметь друг перед другом какие-то обязательства, и теперь он просит не так уж много. Увещевания длились недолго: думаю, Григорий решил, что самый простой способ «избавиться от докучливого субъекта», - это выполнить его просьбу. Через минуту Дарья появилась на пороге. Вадим сказал, что ему стыдно за свое поведение, а затем предложил Дарье снова перебраться к нему.
-Мы благодарим вас, но это лишнее, - тут же вмешался Аверченко, и стал уже закрывать дверь, но Вадим успел схватиться за нее рукой.
-Но ведь учитывая ваши неприятности, ей действительно опасно здесь находиться – вы и сами это знаете.
-Опасно? Ничего подобного. Извините, теперь мы не нуждаемся в вашей помощи.
