туфли… Ох, дорогая, а я купил тебе пряжки для этих туфель и отдал за них свой бритвенный станок…
Я открыл глаза и чуть приподнял голову. Где я? Вокруг была кромешная темнота, но что-то подсказывало мне, что сейчас еще не ночь. Возможно, где-то пол-одиннадцатого. Я поворочал плечами, и мою спину посетило осознание, что я все еще лежу на кушетке. Телевизор был выключен, шторы на окнах задернуты. Где Таня и Олег? Их и след простыл. Я был трезв, и в голове не шумело, потому что выпил я не очень много, однако я еще не способен был нормально соображать: в горле у меня пересохло, а глаза превратились в два жарких пустынных хрусталика, - и только когда я прошел на кухню и опорожнил стакан воды, почувствовал, что прихожу в норму.
Я должен их найти. Но где мне их искать?.. Помнится, сквозь сон я слышал о каком-то кафе… кафе «Дежавю»? Кажется, так, я почти уверен. Но было ли сказано о нем в связи с тем, что они собирались туда отправиться? Понятия не имею, но так или иначе это единственная зацепка, которая осталась у меня в руках. Звонить не буду, а то еще спугну дичь.
Кафе «Дежавю»… это Кутузовская улица… Я накинул куртку и вышел. Мне предстояло ехать на маршрутке две остановки, а затем пройти еще квартала четыре…
…Я свернул за угловой дом и мигом скользнул обратно: они были там, стояли на тротуаре, прямо возле дверей кафе, о чем-то болтали, но скорее всего уже прощались. Я осторожно высунул голову и принялся наблюдать за ними. Случайный прохожий чиркнул своей талией об мою, удивленно посмотрел на меня, но свернул на Кутузовскую, так и не произнеся ни слова. Таня и Олег поцеловались в щеки. Больше всего я опасался, что она отправится в мою сторону, - так и вышло; мне пришлось спрятаться в близлежащий подъезд и ждать, пока она пройдет мимо. Потом я быстро выбежал на Кутузовскую и стал лихорадочно искать глазами его фигуру. Есть, вот она! Олег перешел на другую сторону улицы и издалека напоминал теперь черного слона в дорожных шахматах. Я бежал до тех пор, пока расстояние между нами не сократилось до метров десяти – немногочисленные лица прохожих, мелькая передо мной затертыми от времени каменными масками, сваливались вниз, раскалывались на тысячи черепков и превращались в дорожную пыль – а затем резко замедлил шаг и следовал за Олегом очень осторожно, часто останавливаясь, а иногда даже прижимаясь к стенам домов.
Желтолицые окна, крошившие мою сетчатку сужающимся лабиринтом деревянных рам, казались новенькими глянцевыми наклейками, а сами здания напоминали декорации из фильмов середины шестидесятых, - было бы чуть светлее, они и вовсе превратились бы в обувные коробки; черные саблезубые облака, разрезали звездное тесто на тысячи жестяных формочек. Комнатные флюгеры, растущие из цветочных горшков, проектировались на улицу в дорожные фонари…
Мы петляли минут двадцать, но я еще рассчитывал, что он направляется к себе домой, однако чуть позже, представив проделанный маршрут, понял, что мои надежды не оправдались, и Олег просто прогуливался. Улочки становились все более неприветливыми и узкими; бетон дороги то и дело нарушался глубокими трещинами; людей вокруг стало заметно меньше. Я недовольно поеживался, но упорно шел следом, часто поглядывая себе под ноги, дабы не споткнуться и не наделать шума. Странно, у меня возникало чувство, будто я никогда еще здесь не был, а ведь я жил в этом городе с самого рождения и доселе предполагал, что исходил его вдоль и поперек.
Внезапно дома расступились, и мы вышли к железной дороге. Теперь я мог хотя бы приблизительно оценить, где мы находились: на противоположной от реки окраине города. Олег остановился у самых рельс; из-за их готического блеска его узкая, словно завернутая в ковер фигура из шахматного слона превратилась в черную стрелковую мишень. Я недоумевал, зачем он сюда пришел? Довольно странное место для ночных прогулок. Некоторое время Олег медлил, осматривался, а затем решительно направился вдоль полотна. Теперь я должен был сохранять особенную осторожность и отпустить его на более приличную дистанцию, ведь он мог в любой момент услышать чужой шорох гравия и обернуться. Я спрятался за деревом и продолжал свой путь только спустя полминуты. Изредка попадались нам на пути светофоры, но даже несмотря на то, что многие из них рассекали темноту разрешающими сигналами, я так и не услышал за спиною ни одного спотыкающегося ворчания поезда, ни электрического всплеска, взбегавшего по полотну, точно мурашки по спине, - словом, создавалось впечатление, будто они пропускали
