-Ну как, вкусно? – спросила она, вороша рукой мои волосы на голове.
-Да, оч-ч-чень.
-А теперь угости свою маму.
Я вытащил еще один кирпичик и дал матери, но тут же спохватился
-Постой-ка, не ешь. Ты уверена, что не умрешь от нее?
Когда я это сказал, что-то промелькнуло в ее глазах. Она быстро сунула в рот ириску, и вдруг, закинув голову назад, упала на кровать, боком.
Я закричал:
-Мама, мама!.. – бросился на нее и, в испуге теребя плечо, захныкал.
Обман длился недолго – секунды через две мать посмотрела на меня и, засмеявшись, села на кровать.
-Напугался?
-Боже мой, с тобой все в порядке? – спросил я с облегчением.
-Ну да, я просто пошутила.
-Дай, обниму тебя, - я повис у нее на шее…
Но все это не так жестоко, как может показаться на первый взгляд.
Если бы подобный эпизод поместили в какой-нибудь дешевый кинофильм, обязательно после объятий, когда ребенок уже успокоился, показали бы его лицо – глаза прищурены, на лбу глубокие складки. Он сделал какую-то отметку в своем мозгу. Я вот что скажу: мое отгораживание произошло не посредством отметок и засечек на корке головного мозга, кои являются рывками, - нет, оно происходило очень плавно, воспоминаниями, превращавшимися в осадок, который постепенно заполнял мое сердце. Поэтому не было никакого «обиженного лица». Я просто жил дальше, но мое поведение менялось, по инерции, состоявшей из таких же рефлексов, которые заставили мою мать пойти на обман.
Вычеркнул бы я этот эпизод из своего детства, если бы у меня появилась такая возможность? Нет. Я не жалею, что я такой, какой есть.
Вечер
Таня объявилась только к пяти часам; более всего я опасался, что она придет с ним, - и не ошибся. Дверь отворилась, и в прихожую ввалились две фигуры, охваченные не экстазом, нет, - они были просто на седьмом небе! Словно разгоряченные индейские ожерелья сверкали ряды эмалированных зубов, и мне казалось, что две близко наклоненные друг к другу головы обменивались теми самыми кулуарными словами и подтекстами, которые во время повседневной речи настойчиво пристают к оборотной стороне любого намека, разговора или, наконец, слова талантливого оратора.
-Боже мой, как это было классно! - Таня азартно взвизгнула.
-Да, и правда, - подтвердил Олег, - ага, вот и Павел. Как у вас дела?
-Где вы были? – поинтересовался я безо всяких предисловий.
-На рок-концерте, - с готовностью ответила Таня.
-На рок-концерте?
-Да, в клубе. Мы раньше часто шастали по таким местам, верно Таня?
-Верно.
-Когда-нибудь она вам расскажет, Павел. Если вы захотите, конечно.
Я развернулся и скрылся в студии; уже оттуда, как и вчера я мог слышать их приглушенные голоса, только теперь, поскольку я был взволнован, мое ухо улавливало абсолютно все, дословно.
-Я, наверное, пойду.
-Шутишь! Раз уж заглянул, оставайся, пообедаем.
-Нет, я просто хотел проводить тебя. А почему до самого порога?.. Ну… будем считать, что мне просто хотелось еще раз взглянуть на эту квартиру, - я представил себе, как при этой странной, непонятной фразе, Олег невинно пожал плечами, - теперь у меня дела.
-Опять?
-Конечно. Не переживай, скоро увидимся.
Таня вошла в студию. Я стоял у окна, спиной к ней и внимательно бродил по вечернему лабиринту ее отражения на стекле.
-Куда ты исчезла?
-Прости, он так внезапно позвонил мне! Пришлось сорваться с места. Хорошо еще, что я сегодня рано встала.
Я сказал, что весь день искал ее: позвонил на работу, даже несмотря на то, что она теперь в отпуску, - но мне для начала необходимо было обследовать те места, куда я звонил и раньше, а потом уже связываться с людьми менее мне знакомыми, - например, с той ее подругой, которую я видел всего один раз в жизни. Так или иначе, ни одна моя попытка успехом не увенчалась.
-Я же оставила тебе записку! – возразила Таня.
-Ту самую, что лежала на комоде под книжкой Борхеса? Я нашел ее всего полчаса назад, - я говорил это очень хладнокровно и совершенно не собирался повышать голос – мне казалось, что подобный тон оказался бы гораздо действеннее, чем если бы я просто затеял ссору, и не ошибся.
Таня подошла ко мне и обняла со спины.
