Услышав историю балерины, я перестал сопротивляться. Я хорошо помню тот момент. У меня внутри будто щелкнул выключатель. Я сдался. Первый раз в жизни у меня появилось чувство, будто я абсолютно ничего не контролирую. Осталась лишь очень, очень смутная вера в силу, которой я не понимал.
Я подошел к Кларку и попросил его быть моим шефом.
Хола стала частью моего обширного замысла в борьбе за трезвость. Группа собиралась каждый день в семь часов утра. Ровно в шесть я чувствовал, как в плечо впиваются острые собачьи зубы. Хола стояла у кровати и выла со старательностью пожарной сирены до тех пор, пока я не поднимался.
— Что такое, Хола? Ты в порядке?
В ту же секунду она поудобнее устраивалась на освобожденном месте рядом с Глорией и мгновенно засыпала.
Биологические часы у собак работают великолепно, они даже улавливают переход на летнее время. Но, увы, собакам не понять, что такое выходные, праздники и желание поваляться еще пять минут, если даже есть несделанная работа. Единственное исключение делается для них самих.
Что касается терпимости к себе — в этом у собак нет равных.
Если вы хотите понять, почему пьете, просто остановитесь на минуту, и реальная жизнь заявит о себе.
Первый человек, с которым я заговорил на собрании — низенький опрятный господин с галстуком-бабочкой и тягучими интонациями, — сказал мне:
— Долгое время не будет никаких улучшений. Вам много раз покажется, что дела идут даже хуже, чем прежде. Это не так, просто у вас обострится внимание к мелочам. Только не отступайте за шаг До чуда.
Моя подруга Аманда, бывшая чемпионка страны по троеборью, которую наркотики довели до эпилептических припадков и подгузников для взрослых, невесело подвела итог:
— Добро пожаловать в джунгли!
Зависть…
Неудачи…
Разочарования…
Торо говорил, что большинство людей живут в тихом отчаянии. Это он еще не пробовал играть на африканских духовых инструментах. Я кажусь неблагодарным?
Неблагодарность… Когда вы оказываетесь в реабилитационном центре или присоединяетесь к программе «Двенадцать шагов», вам советуют начать вести «Книгу благодарности». Каждый день. Кроме этого нужно делать еще много чего — по одному «шажку» в день, — но для таких, как я, эта проклятая книга становится камнем преткновения.
— Ну же, — сказал Кларк однажды утром, когда я категорично заявил ему, что мне не за что быть благодарным. — У всех есть что-то хорошее в жизни.
— Исключение. Приятно познакомиться, — ответил я, ткнув в себя пальцем и невесело подумав, что указываю прямиком в никуда.
— Ммм… Здоровье?
— Я чувствую себя куском дерьма.
— Ладно, — сказал Кларк; он это уже проходил: все новички, только-только присоединившиеся к обществу, напоминают болванчиков в шортах. — У тебя есть квартира. Собственная квартира в Манхэттене, в лучшем городе на Земле.
— Я ее ненавижу. Она слишком темная.
— Как насчет работы?
— Ну конечно! Великое дело — рассказывать людям, как торговать в Интернете. Я служу дьяволу.
— А жена?
— Она чудо, — признал я. — Но она несчастна.
— Почему?
— Она не может найти работу и целыми днями просиживает с гитарой в задней комнате. То есть она пытается не унывать, но я-то вижу, чего ей это стоит. Ей нужна встряска. Что-нибудь действительно хорошее.
— Гм… — сказал Кларк. — Не удивлюсь, если она тебя бросит.
— Может, не будем об этом?
— О’кей. Итак, ты поступил в Йельский университет, писал для нескольких известных журналов, даже был номинирован на «Эмми». Получил степень магистра управления бизнесом, издал пару книг, зарабатывал в год шестизначную сумму. У твоих родителей нет болезни Альцгеймера, у тебя на шее не сидят полдюжины безработных братьев. Господи, ты ладишь с родственниками жены. Ты нашел в себе силу оторваться от бутылки, и ты даже не страшен как смертный грех.
— Спасибо.
— Так где же твоя благодарность, Марти? Все могло быть гораздо хуже.
Я понимал его точку зрения, но мысль, что все могло быть гораздо хуже, решительно отказывалась подходить к разъему у меня в мозгах.
Что и говорить, Кларк встретил достойного соперника.
Некоторое время мы сидели в тишине. Я уныло смотрел то на свой резиновый омлет, то на подергивающиеся уголки губ Кларка. Он о чем-то напряженно думал.
