Раздался стук в дверь. Сирена быстро спрятала карты под кровать.
— Кто там? — спросила она.
— Ваш ужин, — ответила за дверью фрау Хольц.
— Очень хорошо. Оставьте его. Если я захочу есть, то сама возьму. А сейчас оставьте меня, так как я чувствую себя больной.
— Хорошо, мефрау.
За дверью послышался громкий стук подноса и бормотание. Сирена улыбнулась Калебу, который едва сдерживал смех. Одна только мысль о том, что они скоро выйдут в море, делала его счастливым.
Неожиданно девушка подошла к двери и отомкнула ее.
— Фрау Хольц, — оказала она, поднеся руку ко лбу, с болезненным выражением на лице.
— Да, мефрау, — экономка выпрямилась, поставив на пол тяжелый поднос с ужином.
— Я сейчас переговорила со своим братом, и мы решили, что опять уйдем в добровольное заточение. Мы будем поститься, поэтому нет необходимости приносить еду. Я думаю, пост поможет мне справиться с болезнью, обрушившейся на меня. Мой брат позаботится обо мне. Не волнуйтесь о моем здоровье. Это и раньше случалось со мной, но несколько дней поста излечивали меня. А еще я хочу вас поблагодарить за эту прекрасную задвижку, которую установили на моей двери. Помните, что если вы будете стучать, то ответа не получите. Уходя в уединение, мы не разговариваем. Мы только молимся. Вы меня поняли, фрау Хольц?
— Да, мефррау, — ответила экономка, но выражение ее лица говорило о том, что она не поняла и никогда этого не поймет.
— Сейчас мы поужинаем. Эта еда подкрепит нас до конца поста. Да благословит вас Бог! — Сирена томно вздохнула.
Фрау Хольц вскинула голову, повернулась и быстро удалилась.
— Какие-то языческие обычаи! — бормотала она, направляясь на кухню. — А почему, собственно, меня должно это волновать? Что касается меня, то пусть мефрау уединяется хоть на месяц, а вся комната ее пусть пропылится и покроется плесенью! Если менееру все равно, то почему это должно волновать меня? Какой странный брак! Никогда в жизни не доводилось даже слышать о подобном!
Когда экономка вошла на кухню, то язык у нее так и чесался — хотелось обо всем рассказать поварихе. Но фрау Хольц сдержалась, так как никогда не сплетничала о хозяевах. «Я должна рассказать обо всем менееру!» — подумала она, не в силах носить это все в себе. Только Богу известно, что он скажет, когда услышит!
Экономка вошла в апартаменты на первом этаже, занимаемые Риганом, и неуверенно заговорила:
— Мефрау… опять ушла… в уединение. Она не будет есть и закрыла дверь на задвижку. Мефрау сказала, что не будет отвечать на стук. Ей позволено так делать?
— Позволено ли ей так делать? — повторил Риган. — Конечно, позволено! У испанцев все не так, как у нас. Если мефрау хочется оставаться в своей комнате и молиться, пусть так и делает. В чем тут проблема, фрау Хольц?
— Ну… я… я… только думала, что вы должны…
— Знать, что происходит? — холодно заметил он. — Дорогая фрау Хольц, все это будет означать только то, что у слуг будет меньше работы. Вы должны считаться с желаниями моей жены и оставить ее с братом в покое. Если мы с вами не верим в Бога так же, как они, это не значит, что мы не должны уважать их религиозные обряды. Я больше не желаю слышать об этом ни слова!
— Но, менеер, для чего эта задвижка на двери?
— Возможно, мефрау боится вас, фрау Хольц. И это ее способ держаться от вас подальше. Вам такая мысль не приходила в голову? — решил он поддразнить экономку.
— Ну… я…
— Вас не должны волновать поступки моей жены. Вам это ясно? — произнес Риган невозмутимым тоном.
— Да, я прекрасно все поняла. Благодарю вас, менеер.
Он смотрел вслед экономке, и на лице его блуждала улыбка. По всему было видно, что фрау Хольц рассердилась. Пожалуй, это ей пойдет только на пользу. Эта дама слишком долго полновластно управляла его домом и потому ведет себя словно вдовствующая королева.
Но затем ему в голову пришла другая мысль. От кого Сирена закрывает дверь: от фрау Хольц или от него самого? Если от него, то ей нет нужды опасаться: его в океане ждет другая рыбка. Он будет благодушен и позволит мефрау ван дер Рис посвятить себя молитвам. Пусть заодно помолится и о его душе и попросит у Бога удачи для мужа в море.
