Цуна Мууб бросилась к Сирене, взяла ее за руку и начала вопить ее взад и вперед по всей комнате. На этот раз схватки прошли быстрее и легче, и сама будущая мать с облегчением улыбнулась своей повитухе.
— Фрау Хольц! Кажется, старая ведьма знает свое дело. Эти схватки были сильнее предыдущих и все же оказались легче переносимыми. Ноги мои уже не сводило судорогой, и все прошло быстрее.
После этих слов строгая экономка взглянула на Цуну Мууб не то чтобы дружелюбно или с благодарностью, но все же с меньшим недоверием и даже с некоторым намеком на уважение.
В течение долгих часов, до самого рассвета, Сирена прошла много миль взад-вперед по полу, покрытому ковром, а в последний час брела уже с великим трудом, тяжело опираясь на руку неутомимой фрау Хольц.
Волосы старой экономки выбились из длинной седой косы, спускавшейся по спине; ее ночная рубашка и капот взмокли от пота, а в расширившихся глазах застыли беспокойство и страх.
Цуна Мууб, сменив постельное белье и подложив под ноги стопки книг, уютно устроилась на кровати фрау Хольц и давала оттуда указания Сирене двигаться во время раз за разом накатывающихся схваток. В периоды между схватками повитуха позволяла роженице присесть на твердый стул с прямой спинкой, чтобы передохнуть и восстановить силы перед очередной болезненной волной. Время от времени старая африканка принималась что-то монотонно напевать, и удовлетворенное, граничащее с самодовольством выражение появлялось на ее толстогубом, с беззубым ртом, лице.
И даже когда Сирена начинала протестовать, ссылаясь на то, что уже нет сил больше двигаться, Цуна Мууб продолжала настаивать на своем и, шустро вскочив на ноги, хватала роженицу тощими, но на удивление сильными руками и ставила ее на ноги.
Один раз Сирена все-таки не послушалась повитуху и в изнеможении опустилась на постель, а сердобольная фрау Хольц, примостившись тут же, сочувственно вытирала ее мокрый лоб. И когда снова начались схватки, то непереносимая, вдвойне мучительная боль сдавила живот. Собрав последние силы, роженица стала подниматься на ноги и, задыхаясь, призналась экономке, что все-таки Цуна Мууб была права: ходьба действительно помогала облегчить боль.
Через полчаса схватки сделались беспрерывными и более болезненными. Повитуха дала знак Сирене, что пришла пора лечь на кровать. Сморщенное обезьянье лицо негритянки склонилось над роженицей, а жилистые черные руки надавили ей на нижнюю часть живота. Издав многозначительный, удовлетворенный смешок, старая африканка начала готовить Сирену к родам.
Фрау Хольц склонилась над молодой женщиной и зашептала ей на ухо, словно опасаясь, что старая ведьма могла ее понять:
— Мефрау, если хотите, я попрошу у сеньора Альвареса немного настойки опия — всего каплю или две — на тот случай, если боль станет совсем непереносимой.
— Нет! — гневно воскликнула Сирена, схватив фрау Хольц за руку. — Лучше я умру, чем попрошу о чем-нибудь этого мерзавца! Ни при каких обстоятельствах не вздумайте обратиться к нему! Пообещайте мне это, фрау Хольц!
— Хорошо, мефрау. Не беспокойтесь. Я обещаю это.
Для старой женщины данное в этот момент обещание было самым нелегким в ее жизни. Каждый приступ роженицы фрау Хольц переживала вместе с нею. С какою радостью фрау Хольц взяла бы все мучения молодой женщины на себя, если бы только это было возможно! С виду суровая, хладнокровная, чопорная немка обладала привязчивым и преданным сердцем; со всей нежностью, на которую только она была способна, старая экономка полюбила свою хозяйку и, казалось, готова была ради нее и в огонь и в воду.
А тем временем Цуна Мууб разрывала на части простыни и скручивала их в тугие и толстые жгуты, которые затем ловко прикрепила к ножкам кровати, связав в один большой узел. Проделав все это, повитуха показала Сирене, как пользоваться этим диковинным приспособлением. Когда начался следующий приступ болезненных схваток, роженица ухватилась за жгут, набрала в легкие побольше воздуха и начала приподнимать себя на постели, а потом выдыхала воздух маленькими порциями.
— Как собака, мефрау, — недоверчиво пробормотала фрау Хольц, — эта ведьма хочет, чтобы вы вели себя как собака!
