Волна охватившего его желания была такой сильной, что Гретхен почувствовала, как она захлестнула и ее. Опять придется расплачиваться телом за то, чтобы добиться своей цели. Сердцем вдова ненавидела испанца, но ее предательское тело жаждало ласк. Если бы только Риган знал, как часто ей приходится продавать свое тело с одной единственной мыслью в голове: сделать любимого мужчину Ригана ван дер Риса своим!
Губы Цезаря стали жадными и требовательными, когда он искал ее теплый и влажный рот. Внутренне содрогаясь от его близости, она заставила себя отвечать на его ласки, сначала неохотно, но затем безотчетно подчиняясь желанию собственного тела. Она представляла, что это руки Ригана обнимают и ласкают ее, и тихие стоны срывались с ее губ, когда поцелуи испанца сделались более настойчивыми. Внезапно Цезарь отпустил ее.
— Не здесь! Сюда могут войти слуги, — произнес он хрипло и не то потащил, не то понес ее в свою спальню, по пути срывая с ее тела платье.
Вмиг у Гретхен сузились от злости глаза страсть моментально испарилась. Она с трудом сдержала крики возмущения по поводу испорченного нового платья. Другое дело, если бы так поступил Риган! Тогда не жалко, пусть бы он рвал на кусочки любое ее платье. Она еще и сама бы помогла ему. Ригану она позволила бы все что угодно! Даже, если понадобится, отдала бы ему все платья, какие есть в ее обширном гардеробе… Ну, возможно, не все платья, а половину точно отдала бы… Если бы Риган хотя бы один раз сказал, что она нужна ему, все бы сделала для него… все!
Когда Цезарь обнажился полностью, желание вновь охватило ее. Темные руки испанца погрузились в золотистый шелк волос Гретхен. Он намотал их на пальцы, целуя ее быстро твердеющие соски. Не спеша и как бы сдерживая трепет, он ласкал каждую часть ее нежного тела, пока она не закричала от нестерпимого желания.
Сладостный огонь охватил тело женщины, а Цезарь все продолжал ласкать ее, неторопливо целуя каждый дюйм ее влажного тела.
Уже вне себя от желания, Гретхен представила, что она снова с Риганом под открытым небом и звезды сверху смотрят на них. Короткий крик вырвался у нее, когда она ощутила на себе тяжесть мужского тела. Весь мир, закружившись, поплыл куда-то, и имя любимого голландца сорвалось с ее губ.
И тут же она почувствовала, что ее швырнули на пол! Женщина, с изумлением распахнув глаза, воззрилась на перекошенное злобой лицо дона Цезаря Альвареса.
— Итак, я на втором месте после голландца даже у шлюхи! — вне себя от гнева, прошипел он.
Но внезапно он взял себя в руки и ласково улыбнулся. И это испугало Гретхен еще больше. Она еще никогда не видела испанца в таком вкрадчиво-тихом настроении. Медленно она поднялась на колени и отодвинулась подальше от его ноги (ее не тешила перспектива иметь изуродованное лицо).
Цезарь приблизился к ней и поставил ее на ноги. Вдова была уверена, что он намеревался убить ее. Поддавшись инстинкту попавшего в западню зверя, она лягалась, вырывалась из его рук, щипалась и до крови царапала ногтями его грудь.
— Ублюдок! Ты не убьешь меня! — шипела Гретхен, и грудь ее вздымалась от возбуждения.
Она лягнула его, но он перехватил ее ногу, и они оба повалились на пол. Немка вцепилась рукой в волосы на груди Цезаря и рванула на себя. По-женски тонкий, пронзительный крик вырвался из его груди.
Покатившись с ним по полу, женщина оказалась сверху и ощутила твердость его плоти. И мгновенно страх сменился отвращением. Интуитивно она сообразила, что ей нужно делать. Если испанец удовлетворит свою страсть, то ей удастся благополучно уйти.
Сильные полные руки Гретхен схватили Цезаря за плечи и прижали его к полу. Она заглянула в его наполненные страстью глаза и сжала его соски, а затем медленно приподнялась и оседлала его.
Мужчина закрыл глаза, и мрачная гримаса исчезла с его лица. Когда вдова начала ритмично двигаться над ним — сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, — страсть охватила и ее саму; тело Цезаря содрогалось от спазм, и скоро он глубоко задышал, удовлетворенный, и погрузился в забытье.
Увидев, что наступил благоприятный момент, Гретхен осторожно поднялась на ноги, надела свое порванное платье и, даже не оглянувшись, тихо покинула дом испанца, зная, что больше никогда сюда не вернется.