— Да. Вы слышали, что сказала… дама? Ложимся в дрейф, ребята. Кто перевяжет мне рану?
— Не смотри в мою сторону, капитан. Боюсь, что если я стану делать это, то насыплю соли на твою рану.
Риган засмеялся этой реплике, как шутке.
— Я верю тебе, Морская Сирена. Ты никогда не знаешь пощады, не так ли?
— Никогда! — страстно воскликнула она. — Этот бой можно было не затевать. Ты сам виноват в полученных ранах. Я не чувствую никаких угрызений совести. Ты можешь умереть, но я не стану за тобой ухаживать! От меня ты помощи не дождешься!
— Значит, мы зашли в тупик, не так ли?
Сирена засмеялась, весело сверкнув глазами.
— Тупик? Едва ли, капитан. Ты почти банкрот, твои грузы на дне моря вместе с десятком твоих кораблей. Ты стоишь передо мной раненый. И ты называешь это тупиком? — она снова засмеялась.
Риган стиснул зубы, услышав ее звонкий смех. Черт бы побрал эту женщину! Это не человек. Или она…
* * *
Прячась среди снастей фрегата, Калеб с тревогой наблюдал за поединком Ригана и Сирены. Надвигался густой туман, усиливая беспокойство мальчика. Если кто-то из двоих окажется убит, то как он, Калеб, будет относиться к оставшемуся в живых? Юнга был так поглощен своими тревожными мыслями, что не заметил, как ход событий изменился и матросы Ригана захватили в плен команду «Морской Сирены».
Каждая минута теперь казалась вечностью. Нервничая, мальчик надвинул еще ниже на лоб свою шапку, прятавшую его непослушные волосы. Какой же он дурак! Позволил себе так поддаться гипнозу поединка, что не заметил, как голландцы одержали верх над его товарищами. Затаив дыхание, Калеб услышал, как Риган приказал отвести Яна, Виллема и остальных матросов в трюм корабля. Острый слух мальчугана уловил требование Сирены выдать каждому по пинте эля. Все было понятно! Мальчик поспешил спуститься на камбуз. Где-то на кухонных полках Якоб оставил пузырек с настойкой опия.
Прячась за мачтой, он соображал, как ему попасть на борт бригантины, чтобы Риган не заметил его. Толстые тросы, которыми «Морская Сирена» была пришвартована к голландской бригантине, то натягивались, то расслаблялись. Волны поднимали оба корабля, и зазор между их бортами то увеличивался, то уменьшался.
Сирена, должно быть, угадала его мысли, когда снова заговорила с Риганом:
— Вы, конечно, позволите мне сменить блузку, капитан ван дер Рис. Надеюсь, вы джентльмен и будете выставлять меня перед командой в таком виде.
Калеб не услышал ответа, но, должно быть, Риган согласился, так как Сирена, подождав, когда корабли сомкнутся бортами, уверенно перепрыгнула на свой фрегат. Ван дер Рис последовал за ней. Когда они направились к капитанской каюте, Сирена сказала голландцу, что у нее есть мазь для ран. Сначала она заявляла, что не станет помогать ему ни за что на свете, а теперь вдруг предлагает мазь! Калеб улыбнулся: должно быть, это тоже входит в понятие «коварные женщины».
Как только эта парочка скрылась из виду, мальчик, сжимая заветный пузырек, перепрыгнул на бригантину. Он был уверен, что Сирена постарается подольше задержать Ригана, дав таким образом Калебу время подлить опий в эль.
* * *
Прыгая на борт фрегата, Сирена заметила юнгу, спрятавшегося за фок-мачтой. Она была абсолютно уверена в мальчике и знала: он сообразил уже, что нужно делать, и сейчас наверняка переберется на борт голландской бригантины, а там, затесавшись среди матросов, «поможет» наливать и разносить эль. От нее самой будет зависеть, как долго она сможет продержать Ригана в каюте, чтобы дать возможность Калебу без опаски ходить по бригантине.
Туман все густел, и луна уже едва просматривалась на небе.
Ван дер Рис, идя сзади, не отставал от Сирены ни на шаг; она слышала его дыхание на своей шее. Наконец она распахнула дверь своей каюты, лихорадочно стараясь вспомнить, в каком состоянии оставила все здесь несколько часов назад: не забыла ли чего-нибудь такого, что могло бы выдать ее… Хотя, конечно, эти мужчины так глупы! Стоит женщине изменить прическу, одежду, манеру поведения, переместиться в новое место или новую обстановку, где ее не ожидают увидеть, — и мужчина не узнает не то что свою жену, но даже собственную мать! Единственное, что помнит мужчина, — была женщина для него желанной или нет!
