«Никогда не думал, что такое возможно со мной — со мной, Риганом ван дер Рисом, который всегда был сам себе хозяин и никогда не был рабом ни одной женщины!»
Новая роль совсем не нравилась ему. Твердой рукой он прикурил сигару и на мгновение закрыл глаза, чтобы дым не разъел их.
* * *
Следующие два дня Риган провел в какой-то нервной суете. Он отдавал приказ, и через минуту отменял его. Матросы с его кораблей начали посматривать на него как на сумасшедшего.
В этот день он курил сигары одну за другой, вышагивая по своему кабинету, словно тигр по клетке. Он представлял Цезаря Альвареса и свою жену обнаженными, на роскошной кровати с кружевными занавесками, и зубы его скрипели. Неужели она испытывает страсть к этой свинье? Интересно, как ведет себя Альварес, когда занимается любовью: как джентльмен или как дикарь? Ригану хотелось все выбросить из головы, хотелось рвать, метать и все крушить на своем пути. После того как они захватят объединенными усилиями Морскую Сирену, он убьет испанца. Он будет к нему безжалостен и попросту перережет ему горло. Будет ли Сирена плакать над искалеченным телом любовника? Риган представил, как она стоит над мертвым Цезарем и плачет, не стыдясь своих слез, у всех на виду. Эта картина привела его в такое бешенство, что он ударил ногой по ножке стола, оказавшегося у него на пути. Боль в ноге была такой сильной, что он стиснул зубы, чтобы не застонать.
Риган проклинал себя за собственную глупость: дать обещание целый год не трогать собственную жену! Он всегда гордился тем, что был человеком слова, и ни разу ему еще не довелось изменить собственному обещанию. Почему, черт возьми, он пообещал Сирене, что их брак будет формальным, пока не закончится ее траур?! И теперь он не может обладать ею из-за своего дурацкого обещания! А из-за этого проклятого испанца она, возможно, не придет к мужу, даже сбросив свои черные траурные одежды.
И тогда бедному Ригану придется жить и только смотреть на нее через стол, вспоминая, как быстро билось ее сердце, когда он обнимал ее однажды… Неужели он заслужил такое наказание за ту грешную жизнь, которую вел до сих пор? За ту распутную жизнь, как кое-кто считает?
Теперь Сирена, как и Морская Сирена, была в его крови. И сердце Ригана раздирали двойные муки. А прошлой ночью, пытаясь овладеть яванской женщиной, которой добивался несколько месяцев, он потерпел фиаско! Эта дамочка презрительно плюнула ему в лицо. Сегодня, наверное, весь остров гудит от пересудов.
Минула неделя с тех пор, как объединенный голландско-испанский сторожевой флот под руководством главных представителей обоих государств покинул гавань Батавии. И город, казалось, вымер. Пока в море вели охоту на Морскую Сирену, на берегу и голландцев, и испанцев объединил страх перед другими грозными «дамами» — перед рокочущими жерлами вулкана с невинным названием Сестры Огня. Однако Сирене было не до страха.
Она вышагивала по своей красивой спальне, стиснув кулаки, в одном из которых были зажаты жемчужные четки. Уже в сотый раз после того злополучного вечера, когда Риган вручил их ей, она спрашивала себя: сколько же нужно было иметь жестокости и наглости, чтобы принести и подарить ей четки погибшей сестры Исабель?! А сейчас… сейчас у нее не осталось выбора: она должна уничтожить ван дер Риса.
— Да, Калеб, — пробормотала она, — все-таки я должна убить его! Да поможет мне Бог! Я должна убить! Этот подарок уничтожил всякие сомнения, и теперь я уверена в причастности Ригана к смерти сестры!
В дверь робко постучали.
— Войди! — резко крикнула Сирена.
Мальчику были известны ее намерения, и последние несколько дней он был очень грустным. Вот и сейчас глаза его были полны слез.
Не обращая внимания на его чувства, поскольку понимала, что должна оставаться непреклонной, она резко спросила:
— Калеб, «Морская Сирена» готова к отплытию?
Мальчик был озадачен: уже три раза сегодня он сообщал ей, что команда находится на корабле и все приготовления закончены.
— Пора отправляться, Сирена, если мы хотим успеть до отлива. Ты сама-то готова?
Она вздохнула.
