— Что это за ЦБК-1? Куда их занесло? — недовольно пробормотал Давлятов.
— Это центральный квартал, самый наицентральный, у кольцевой дороги, самый первый. Шахградский обыватель называет этот район «Дворянским гнездом», хотя, простите, к Ивану Сергеевичу Тургеневу это не имеет никакого отношения… Итак, аппарат пропищал! Байбутаев, человек порывистый и суетливый, хотел было сразу броситься в дом, чтобы увидеть его обитателей, но Абду-Салимов властно запретил… Он решил навести справку тихо и на стороне. Тем более что обитатели дома над бомбой его вовсе не интересовали, главное — он нашел то, что искал! Абду-Салимов стал узнавать… Навести справки об одиноком обитателе мрачного дома было совсем нетрудно, и тут я должен сделать замечание чисто психологического свойства. Абду-Салимов, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, был человеком весьма увлекающимся, импульсивным, бегущим сломя голову за собственным воображением, которое наводило его иногда и на опасную стезю… согласитесь, быть денежным, особенно в наше время, это такая добродетель, которая покрывает все наши пороки. А ваш покойный батюшка, как выяснилось, был слишком денежным, что и сыграло свою роковую роль. Для него, работавшего всю жизнь в торговле и в сфере обслуживания и, мягко говоря, награбившего не одну сотню тысяч, денежность обернулась своей дурной стороной. И все из-за шутки, нелепой игры, потому что иначе как с шуткой нельзя повернуть добродетель в порок. Серьезный человек вытянется перед денежным и будет трепетать, как струна домры, а несерьезный игрок повернет все это в такой сарказм и юмор и будет по-своему прав… И вот, как только Абду Салимов, скучающий режиссер, узнал о том, кем был ваш папа до выхода на заслуженный отдых и чем он располагает, в нем пробудился игрок. То ли он какой-то недостающий эпизод в своем фильме хотел разыграть, то ли роль, так и не сыгранную хорошо ни одним из его актеров… Словом, мелькнула мысль, воображение стало раскручиваться, решил он пошантажировать героя своего выстраданного фильма — Ахмета Давлятова. Чтобы выманить у него кругленькую сумму в пятьдесят тысяч рублей… и не ради этих денег, что самое любопытное, — по денежно-сти, как я уже говорил, отставной режиссер вполне мог соревноваться с вашим батюшкой, — не ради выкупа, а просто ради игры, самого шантажа. Выйдет или не выйдет шантаж? Хватит ли у художника экрана воображения поставить на колени художника торговли?
При этой встрече, как и при самой первой, батюшка ваш просто-напросто выгнал в шею игрока. Последние пятнадцать лет вы его почти не знали, и в вашей фантазии образ отца сохранился по детским впечатлениям, как человека общительного, мягкого, по-восточному рассудительного. После развода с Анной Ермиловной ваш батюшка хотел было еще жениться, долго мучил женщину, с которой встречался, но так и не решился, остался в одиночестве. Эти оставшиеся до пенсии три года он вел какую-то беспорядочную жизнь, ездил по курортам, волочился за молоденькими девушками, сорил направо и налево деньгами, бодрился. Но в одно утро проснулся мрачным и совсем другим. Сослуживцы с удивлением отмечали в нем грубость, бесцеремонность и нетерпимость. Ему ничего не стоило теперь обидеть человека, прав он или нет, а с подчиненными он стал обращаться, как со своими прислужниками. Так что ничего удивительного, что ваш батюшка, не дослушав до конца Абду-Салимова, указал ему на дверь. Абду-Салимов выскочил к оторопевшему Байбутаеву. Неудачный визит нисколько не умерил его пыла, наоборот. Он стал прикидывать в уме, с какой стороны удобно подступиться к строптивому владельцу бомбы… — Лютфи вдруг спохватился и глянул на часы и с видом человека, успевшего вовремя вспомнить о чем-то важном, откинулся на спинку кресла. — Пока мы с вами рассуждаем здесь о наших мелких мирских страстишках… человек на мосту Сират сделал еще шаг по направлению к четвертой заставе, покачнулся, и пламя, колышущееся внизу, чуть не опалило ему лицо. Собравшись с духом, сей одинокий путник все же не удержался, чтобы сделать следующий шаг… Идет, упрямец! Надеется! — хриплым тоном проговорил следователь и вежливо попросил извинения: — Простите за литературное отступление… Идем дальше и мы…
