Плавание к югу от Магелланова пролива - страница 20

— Браво, браво! — кричал Марку, каждые пятнадцать минут прибегая посмотреть, как подвигается моя работа.

Вскоре слух о том, что я рисую несравненную «Сару», распространился повсюду, и меня то и дело отвлекали от работы толпы любопытных восторженных зевак. Но так как я не понимал по-испански ни слова, то спустя некоторое время почти перестал замечать их присутствие и упорно работал в самой гуще шумной и назойливой толпы.

И лишь присутствие друзей-карабинеров было для меня невыносимо. Они заявлялись ежедневно и громко требовали отснятые фотокарточки. Их просьбы не укладывались ни в какие рамки, мне просто невозможно было удовлетворить их, учитывая небольшие запасы фотоматериалов. Но напрасно пытался я объяснить свое положение с помощью жестов. Я добился лишь того, что они стали изъясняться более пространно, упрямо игнорируя мое полное непонимание испанского. Есть что-то особенно неприятное, даже унизительное, когда к тебе настойчиво обращаются на непонятном языке. Появляется ощущение неполноценности, чувствуешь себя безнадежным и недостойным глупцом.

После долгого размышления над создавшейся ситуацией меня вдруг осенило: пусть побывают в моей шкуре. И я обрушил на моих преследователей шквал английской речи. Было очень любопытно, что из этого получится. Однако карабинеры все равно приходили.

Наконец однажды, примерно в то время, когда они должны были нагрянуть, я заперся. Они пришли, стучали, просили. Они заглядывали в щелки и тихо переговаривались между собой, затем опять забарабанили с удвоенной энергией. Видеть, что происходит в комнате, им было трудно, потому что в окна до половины были вставлены матовые стекла, но выше, на всем протяжении стены, стекла были прозрачные. Вскоре я услышал стук и грохот: они катили бочки. Поставив их рядком, карабинеры взгромоздились на них, и я узрел пять тупых, безобразных физиономий. Я и не подозревал прежде, что способен так глубоко сосредоточиться. Ни единым взглядом я не показал, что знаю об их присутствии, и спокойно продолжал рисовать сорок восемь маленьких звездочек американского флага на ноке гафеля «Кэтлин», желая в душе, чтобы солдаты были способны оценить всю иронию происходящего. В то время как в гавани рабочие крепили, клепали, стягивали болтами, конопатили и красили «Кэтлин», я восстанавливал «Сару».

И в тот самый день, когда я торжественно доставил ее, украшенную развевающимися флагами, к Марку, «Кэтлин» соскользнула с полозьев и снова очутилась в своей родной стихии.

ГЛАВА VI

БУХТА УБИЙСТВА

В МОРЕ мы выходили теперь все реже. Самые драматические события ожидали нас впереди. Возбуждение, вызванное нашими бурными страхами и надеждами, само по себе уже превращало отплытие в торжественный момент, даже если наши друзья не проявили бы участия, сдобренного прощальными словами и здравицами, что придавало всему происходящему праздничный характер.

Три недели промелькнули как одна, и, хотя гостеприимство Досона оставалось неизменным, хотя его простые обычаи и развлечения могли скорее стать для нас привычным образом жизни еще на три месяца, чем надоесть, наш бот был готов. Говорили, что он способен выдержать до мыса Горн: это имело над нами большую власть, чем заманчивость легких удач, словно добраться до мыса Горн было нашим самым заветным желанием.

Какие силы заставляют человека добровольно искать лишений и опасностей? Может быть, это древние, но глубоко укоренившиеся привычки народа, испытывавшего величайшую радость от приключения как самоцели, и теперь они дают себя знать наперекор самому искреннему, душевному стремлению к покою и ясному пониманию, к чему эти привычки могут привести? Может быть, дальновидная жизненная сила таким образом укрепляет себя вопреки расслабляющим обольщениям легкой жизни, или это бурное проявление подсознательной воли, знающей слабости данного индивидуума, или самоутверждение вопреки комплексу неполноценности? Может, отвага лишь маскирует трусость?

Чрезмерно любя общество людей и избегая одиночества, мы ищем его. Боясь своей собственной неполноценности, мы обречены всегда испытывать ее наедине с собой, потому что больше всего на свете мы хотим лениво валяться в постели, хотя в то же время у пас всегда достаточно энергии, чтобы встать еще до рассвета. Но от людей этого никто не требует, бог с ними, пусть наслаждаются счастьем, к которому стремятся их души.