В Королевский Парк мы попали через боковую калитку. Неприметную, совсем не с той стороны, откуда мы с Региной бросали на него восторженные взгляды, но охраняемую не хуже центральных ворот. Старший маг наряда проверял пропуск Николаса с такой тщательностью, словно был уверен – перед ним подделка и нужно лишь найти ее признаки. Но признаки так и не нашлись, поэтому он с недовольным видом разрешил нам войти. Мы прошли через караулку и оказались в самом Парке. Сразу пахнуло жарким летним днем. Солнце, уже по-весеннему ласковое в Гаэрре, здесь почти обжигало. Пришлось снять теплую накидку, перед тем как идти дальше по аллее, лучиком устремлявшейся к центру. От нее отходило множество мелких ответвлений в самые разные стороны. Все они были пустынны, словно это был не Королевский Парк, а какое-то давно забытое место, которое лишь по недоразумению сохранило свою первоначальную форму. Если бы не птичий пересвист, то здесь было бы даже неуютно. Ничего из того, о чем ходили слухи, я пока не увидела. Парк и парк, только совершенно безлюдный.
– Здесь всегда так? – спросила я.
– Обычно – да, – ответил Николас. – Вам здесь не нравится?
– Вы обещали розы, а их все нет, – уклончиво ответила я.
Мне хотелось выйти на более открытое место. Меня неожиданно стало тяготить его присутствие, я чувствовала неловкость от того, что мы с ним тут лишь вдвоем.
– Я хотел провести вас к центральному пруду, – ответил он, – но если вам розы нужны непременно в первую очередь, то туда можно и быстрее дойти.
Увлекая меня за собой, Николас тут же свернул в одну из боковых аллеек, она была намного уже, а ветви деревьев сплетались над ней, образуя плотный полог. Здесь царил полумрак, в котором вспыхивали при нашем приближении яркие разноцветные огоньки. Вспыхивали и рассыпались крошечными фейерверками, указывая дорогу. Ажурный мостик над тоненьким ручейком висел в воздухе. Легкое журчание воды переплеталось с нежной едва уловимой музыкой. Наверное, это тоже было настроено на приближение людей, не будет же это все постоянно использоваться? Николас говорил, что очень много магической энергии уходит на поддержание парковых эффектов и иллюзий. Он прав, нерационально это, хоть и красиво. Я осматривалась в надежде заметить хоть один артефакт, но так ничего и не нашла. Занимались этим маги много сильнее меня.
– Здесь тоже роз нет, – сказал неожиданно Николас.
– Но здесь интересно, – улыбнулась я ему.
– Да, интересно…
Незначительное изменение в его голосе заставило меня насторожиться, но когда он меня обнял, я лишь испуганно ахнула и попыталась вырваться. Такого поведения я от него не ожидала и оказалась к нему не готова. До этого момента он был образцом вежливости и внимания, но сейчас и не подумал меня отпустить, напротив – объятия стали еще более тесными, одна его рука легла мне на затылок, не давая отвернуться, а губы встретились с моими. Я пыталась вырваться, но поцелуй становился все более страстным, обжигающим, требовательным, пробуждая во мне что-то глубинное, ранее никогда не испытанное. Голова кружилась, желание сопротивляться уходило, оставляя место совсем другим желаниям. А промелькнувшая мысль «если бы это был Рудольф» не только не отрезвила, напротив – заставила ответить на поцелуй. Я не нужна Рудольфу, а он не нужен мне, и только так. Но это прошло лишь краем сознания, все мысли пропали, осталось лишь чувство, что все происходящее – правильно. И лишь когда поцелуй прервался, меня обожгло осознанием случившегося. Как я могла целоваться с одним инором, если люблю другого?
– Штефани, извините, – почти прошептал Николас, не давая мне отстраниться и сейчас. В голосе его раскаяния не было, скорее – удовлетворение. – Не в моих правилах добиваться силой, но иначе вы бы так от меня и бегали.
Он опять наклонился ко мне, но в этот раз я отвернулась, и он лишь прошелся поцелуем по виску и щеке. Меня начала бить крупная дрожь. Было холодно и страшно.
– Штефани, я не причиню вам вреда, – мягко начал уговаривать меня Николас. – Успокойтесь.
– Отпустите меня.
Я уперлась руками ему в грудь, но ничего этим не добилась. Оставалось лишь возмущенно на него смотреть и надеяться, что все ограничится лишь одним поцелуем.