– Там, видите? – Кангар указал на самый большой дом. – Рядом с ним – яма.
– А в доме – злодей, – пробормотал Бестужев.
– В доме – Абдул. Очень сильный воин, – юмора проводник определенно не понимал. Зато, чувствовалось, Абдула крепко боялся по старой памяти, хотя и старался не подавать вида.
– Что, Цыган, пошли? – Буйволов в последний раз проверил, не гремит ли снаряжение, и, пригнувшись, бесшумной тенью двинулся в сторону селения.
Следом такой же тенью скользнул Цыганков.
Остальным в полном согласии с заранее распределенными ролями досталось самое трудное – ждать.
А под каким небом – не имело никакого принципиального значения.
Чейли поднялась по местному времени рано, чтобы не сказать – вообще ночью. Организм еще не перестроился, а по корабельному времени уже должен быть завтрак. Все в мире относительно.
На базе еще спали. После зарядки (Чейли следила за здоровьем и фигурой) делать было нечего.
Некоторые бары на территории работали круглосуточно. Но кто сейчас мог быть в них? Какие-нибудь недогулявшие компании солдат. Находиться в подобном обществе Чейли точно не хотелось. Не тот настрой.
После кратких размышлений, популярная звезда решила пройтись до ангара. Там работа велась круглосуточно. Повторного нападения ждали под самое утро, но вдруг за ночь что-нибудь произошло?
В глазах Чейли жители Изолированных Миров изначально являлись носителями всевозможных пороков, поэтому она поневоле ждала от них какого-нибудь особо изощренного злодейства.
Ожидание пока не оправдалось.
Стив, дежурный смены операторов, посмотрел на своего патрона слегка красноватыми от ночного бдения глазами.
– Привет! Нападающие еще не выдвинулись в район. Думаю, им требуется еще часа полтора.
– Но идут? – спросила Чейли.
Она побаивалась, что трусливые горцы опять ограничатся никчемной перестрелкой на расстоянии, а то и вообще свернут в сторону дома.
– Идут. Более того, судя по всему, их уже поджидают. Так что, на этот раз картинка наверняка будет более эффектной.
От новостей Чейли почувствовала привычный подъем. Как всегда, когда планы начинают сбываться.
Воздвиженский спал. Или, грезил. Короче, пребывал на границе состояний, когда человек не воспринимает окружающий мир. Даже плен и дальнейшая судьба не казались ему чем-то страшным. Непреодолимый ужас перед побоями и унижением забылся со свойственной юности беззаботностью, уступил место мечтам о прекрасной незнакомке, которая непременно явится освобождать своего возлюбленного от тягот плена.
Может, не сразу освобождать. Сейчас она наверняка убеждает сурового папочку (юноша был свято убежден – неведомая красавица – дочь свирепого Абдула), что попавшийся ему юноша – это Тот, Которого Она Всегда Ждала.
Миша вздохнул. Как-то не верилось, что страшный разбойный атаман вдруг окажется любящим тестем. Отцом – куда ни шло, только Михаил всерьез подозревал – у любящих отцов порою бывают самые абсурдные представления о счастье дочерей. Особенно когда дело заходит о выборе спутников жизни.
Иными словами, хоть в чем-то Михаил мыслил здраво. В остальном же – увы!.. Молодость…
Он лежал и воображал, как после отцовского отказа непослушная дочь втихаря выйдет во двор. Она неслышно подойдет к яме, опустит туда лестницу и тихо шепнет:
– Миша!
Голос прозвучал до того реально, что Воздвиженский от неожиданности вздрогнул и проснулся.
– Миша! Ты здесь? – вопрос повторился.
Был он задан шепотом, однако спрашивающий отнюдь не был красавицей. Да и вообще девушкой, а судя по голосу, здоровенным мужиком отнюдь не юного возраста.
– Миша!
И лишь на третий раз Воздвиженский сообразил, что это – свои.
– Я здесь! – ответ прозвучал тихо и хрипло, не то от волнения, не то – спросонок, скорее – от всего сразу.
Чуть в сторонке завозились пленные аборигены.
Юноша вскочил, торопливо шагнул практически наугад и весьма больно налетел голенью на что-то твердое. Продолжавшее двигаться по инерции тело стало заваливаться вперед, однако почти сразу уперлось в нечто, смахивающее на лестницу.
– Вылезти сможешь? – над проемом чернел силуэт головы.
Вместо ответа Миша торопливо, не взирая на боль, принялся карабкаться по ступеням. Он уже узнал окликавший его голос, в котором звучала непривычная забота.
