– Петрович, давай жми, не упускай!
Кеня заплакала от обиды, от обмана. Отошла, тяжело дыша, была ее гордость поранена. Жалко стало Петровичу:
– Чего ты, игры эротической не понимаешь?
– Какая же это игра, – сквозь слезы проговорила Кеня.
Помялся Петрович виновато:
– Ну ладно, не пойду я пить к дружку, с тобой буду сидеть…
– Мне все одно… – вздохнула Кеня.
Примиряться стал Петрович:
– Ну ладно, иди ко мне, историю какую расскажу…
Подошла, к бочку прикорнулась, отогрелась, спросила доверительно, с почтением в глаза заглядывая:
– Может криминал какой знаешь, детективчик с кроссвордиком? Жуть как люблю…
– Головоломистый или психологический?
– С переживаньем…
– Тогда слушай… «Попугай ты мой, попутаючка!м Такую однажды я песню пою, слова красны перебираю, по квартирке хожу, в подоконничке ковыряюсь, в оконце поглядываю. Входит Махмуд. Застрелю, говорит. Давай деньги пьяны, давай деньги тканы, нарисованные, прессованные. Нету денег, говорю, паспорта нету, монету нету, ничего нету: птица я клеточная, сухариком примазан, просом просыпан.
«Ну да? – Махмуд отвечает. – Тогда открою и я тайну. Понарошку я азербайджанцем прикидываюсь, на самом деле я Иван-Забытка».
– Эх, – вздохнулось мне, – помнят, что Ванька ты, а к чему приставлен – не помнит никто.
Тут Забытка мой и давай вспоминать: к войне был приставлен, граната у меня была РГ-57 в сорок первом, медаль была. Побежал на дот, чтоб грудью прикрыть, не добежал, шарабан снесло, с тех пор безголовый я, а жив, духу во мне много.
…Потом к строительству был приставлен многие годы; через многие годы уволили, обнаружили, что вместо головы лишь кишка из шеи качается. Подглядел кто-то, доложил, непорядок, мол, балет у нас в мире лучший, а вот тут непорядок. Ну, а если как луна-парк строить или метро в Ебунино-Дегунино – как бы криво не вышло.
…В общем, отставили меня. Много лет стоял забытый, уже и сам позабыл где, скажу одно – везде. Тут и жизнь поменялась, пришла инициатива. Снова к дням меня приставило руководство, инвестиции пригребать. Только я взялся – опять подглядели. Сидел в кабинете, план дальнобойный разрабатывал по загребушкам, обронил справку случайно, что инвалидом второй группы являюсь, тут новый русский ее – хвать, и в Минфин!
Глянули – точно головоснесенный, кишка себе знай пляшет в кратере шеи, да еще бирка на ней болтается от комвзвода: «Нету головы у ей, вечная слава героям хуйни всякой!»
Так и лишился я пригребушек, дали справку: иди, Ванюшка, в жэк, будешь дворником по телефону.
Значит, звонят, у нас тут снегопадище случился па улице Кривой, в переулке 2-м Кособоко-Серебряном.
А ты отвечаешь: весна придет, о чем и Фет писал в русской литературе, а также Пушкин – растают у вас там люди занесенные, половодье ящики банановые унесет. А у меня и руки нету, чтобы действие какое нибудь сделать от снегопада, и ноги нету, чтобы идти к вам срочно, и живу далеко, на улице Байкальской, а вы еще дальше и телефон у вас неправильный.
Денег не хватало мне в дворниках, а есть по-прежнему охота. Вечерами теперь боевиком прикидываюсь, в дверь стучу, чтобы ограбить. А то забуду и просто стою. Меня в угол приставят, шляпу на меня повесят, шарф, зонтик. А если уронят нечаянно, гремлю упамши, словно пустое ведро. Тогда, бывает, и на помойку отнесут…
– Во беда! – вскричал я тут жалобно. – Ох ты Ванюшко мое, подзабытушко! Был конь у меня во деревне да в русской, чтобы скакать тебе абы куда, если что!
– Веди к тому меня кому! – вскричал Забытка. – Поскачу по Москве, мимо банка-Олби, в улицу Хабаровскую! Женихаться там хочу, имею там забаву – щечки алые, попка мягкая. Как в троллейбусе едет – храпом храпит, а в метро поедет – да с толстой сумкою!
– Ну и ладно, – согласился я.
И махнул тому коню забубенному. Как смыло тут нас волной рынка, а замест явился грек из-за моря или араб пакистанский. Пену с костюма стряхнул, водоросль убрал с черного уха, во все очи на Ваню посмотрел – заисламизировал. И пропал с тех пор Ваня мой во Чечне проклятой, да и сам я черт-те куда подевался: женился что ли… не помню…
– А смысл какой в этой истории? – пожевала губами Кеня, залюбопытствовала. – Фраза не корявая, бойкая, а переживания нету…
