Добров включил прибор.
Невидимый ультразвуковой луч пронзил плотный венерианский воздух и уперся в бронированное тело исполинского ящера.
Никто из людей, одетых в скафандры, не почувствовал сейчас ультразвука. Ультразвук бил по чудовищу направленным лучом, поражая его нервные центры.
Люди не были даже уверены, работает ли прибор…
Чудовище продолжало лететь, круто снижаясь. Его хвост задел за гребни волн, ушел в воду.
Птеродактиль был уже мертв, но исполинская его туша по инерции летела на прежнюю цель, и всей многотонной тяжестью обрушилась она на утлое суденышко, накрыв его собой.
Все было кончено в одно мгновение. И вездеход и труп зверя исчезли в кипящей пене.
Бешеный ветер срывал ее с острых гребней. Исполинские валы катились к берегу, чтобы разбиться об утесы.
Даже следов суденышка и дерзких храбрецов, пытавшихся помочь собратьям, не осталось на поверхности яростного венерианского моря.
Глава шестая
Одна в космосе
Мэри Стрем была одна в кабине, одна на корабле, одна, как ей казалось, во всем космосе.
Любая женщина на ее месте могла бы сойти с ума.
Мэри не сошла с ума, но она потеряла способность что-либо ощущать… Не только за стенками корабля была пустота. Пустота была в ней самой.
Гарри больше не было.
Неестественно жестким голосом сообщила она об этом командору экспедиции. Она должна была сделать такое сообщение и передала его, не веря себе, не желая поверить…
Она ждала, что русские повернут обратно — ведь им некого было больше спасать.
Радиоволны из-за магнитных бурь не проходили, и Мэри на протяжении нескольких кругов, которые сделал "Просперити" вокруг планеты, не имела связи с вездеходом. Она ждала радиограммы с корабля "Знание", и вдруг радиолокатор обнаружил вездеход не около ракеты, а в открытом море.
Мэри с бьющимся сердцем отрегулировала экран локатора на предельное увеличение. Она четко различила качающийся, очевидно, на волнах силуэт амфибии.
Но на радиовызовы русские не отвечали. Мэри не могла понять почему ведь она не представляла себе, что творилось в бушующем проливе, через который рискнули плыть русские…
И вдруг бортинженер Добров передал в эфир несколько отрывочных фраз. Приборы записали их на ленту, и Мэри потом без конца с ужасом прослушивала:
— …Шторм тринадцать баллов… Видим тот берег… Нападает летающее чудовище размером с океанский корабль… Передайте на "Землю", что…
И больше ни слова. Остальное рассказал экран локатора. Самое страшное Мэри увидела сама…
Неведомое чудовище не отражалось на экране тенью. Мэри лишь мысленно представила себе, как тень дважды прошла по силуэту вездехода. Но то, что силуэт вездехода исчез, она увидела на экране. У нее перехватило дыхание. Очевидно, чудище нырнуло с добычей на дно.
Мэри в бешенстве стучала по пульту кулаками. "Просперити" улетел от места, где разыгралась драма, уходил в другое полушарие, и она не могла его остановить, как не могла и сдержать себя. Она рыдала…
Это были рыдания сильного человека, не только потрясенного горем, но и ощутившего полное бессилие.
Она не человек, способный мыслить, действовать, бороться, — она лишь часть аппаратуры корабля, приговоренного кружиться над пустой теперь планетой!..
Сначала американцы, потом русские… На Земле когда-то мы противостояли друг другу, искали дорогу, на которой можно стоять рядом, соревновались в богатстве, влиянии на умы, высоте идеалов и справедливости, в победах науки, завоевании космоса.
Но только после того, как возникла на Земле единая социалистическая семья народов, стало возможным осуществление дерзновенной мечты человечества — полет к звездам, к иным солнечным системам, поиск братьев по разуму за пределами ближних планет.
И вот потомки былых противников, а потом соратников, отважные исследователи чужих миров, достигли своей цели, достигли, чтобы погибнуть, не сообщив ничего из увиденного… и русские и американцы…
Русские всегда казались Мэри чуть загадочными.
Вот и теперь непонятно, как они, несмотря на сообщение об исчезновении американской части экспедиции, все-таки рискнули плыть через пролив. Вот это люди!..
Мэри смотрела на себя в специально для нее вделанное в пульт овальное зеркало и сама себе казалась чужой. Провалившиеся глаза, дрожащие губы, сбившиеся волосы… До сих пор Мэри Стрем не умела плакать, не знала страха, не знала бессилия. Слабая надежда всегда будет теплиться, пока жив человек. Может быть, отказал прибор?