Осознать все это было попросту невозможно.
И не только Алеше…
Илья Юрьевич все думал, думал о Венере, все пытался уверить себя, что он уже на ее поверхности, и вдруг поймал себя на том, что думает о Земле… Не венерианские гигантские папоротники вставали перед ним, а тихий сосновый бор. И даже смолистым запахом словно пахнуло откуда-то, и не чужой резкий ветер, а свой, земной ветерок распушил бороду, и где-то в деревне, совсем как Пулька, лаяла собака…
Тропинка спускалась к пойме реки Истры, яро которую Илья Юрьевич пел своему внучонку: "Наша речка течет колечком, несется быстро, зовется Истра…" А двухлетний Никитенок с размаху влетал в воду, визжал и колотил по воде ручонками, вздымая брызги. Противоположный берег реки был крутой, заросший лесом, всегда в тени… На Венере же… то есть тут", тени не жди. Никогда здесь не выглянет солнце. Хоть бы уж скорее взошло…
И Илья Юрьевич, кряхтя, перевернулся на другой бок, потом внезапно сел и засмеялся.
Алеша и Роман Васильевич тотчас поднялись. Они не спали.
— Что, братцы, не спится на чужой планете?
Алеша встал и прижался лбом к совсем теперь холодному стеклу.
За окном шел дождь. Обыкновенный земной дождь…
Дождевые капли были совсем обычные, частые-частые… Они собирались в ручейки и стекали по стеклу, скрывая лесные огоньки… Совсем как на лобовом стекле автомобиля. Эх! Стеклоочистителей не предусмотрели конструкторы!
Алеша обернулся: — Илья Юрьевич, можно спеть?..
— Пой, — засмеялся Богатырев. — Как же не петь, ежели на Венеру сели.
Глава пятая
Бешеная атмосфера
Мэри не могла оторвать от пола магнитные подошвы. Надо было передать шефу приказ командора…
В репродукторе, разрывая сердце, звучал радиопеленг, призывная советская песня, служившая сейчас для Мэри сигналом разлуки.
Проход в грузовой отсек, где Керн и Вуд возились с планером, загородил Железный Джон. Мэри относилась к нему со смешанным чувством удивления, неприязни и протеста.
— Попрошу вас, Джон, посторонитесь, пожалуйста, — вежливо попросила она.
Робот, включенный на внешние реакции, тотчас отодвинулся, скользнул по лицу Мэри холодным взглядом рачьих глаз, щелкнул и проскрежетал: — Прошу вас, леди.
Аллан Керн нервно обернулся на голос робота.
Мэри протянула ему бланк с радиограммой командора.
— Помолимся господу богу, — сказал Керн, вынимая молитвенник, и выключил робот. — Это его не касается…
Пока Керн бубнил молитвы, робот стоял безучастный, с потухшими глазами.
Мэри придвинулась к окну. Она отыскала во мраке космоса крохотную желтенькую звездочку, которую астрономы звездолета научили ее находить в серебристой пыли звезд. И она, Мэри, найдя ее, язычески молилась ей, самой теплой, самой ласковой и красивой, молилась ей о себе и о Гарри, чтобы они смогли вернуться к ней, родному их Солнцу и уже не улетали в чуждые глубины.
Аллан Керн захлопнул молитвенник и несколько секунд простоял молча. Он мысленно говорил со своим покойным братом, пуритански воспитавшим его без родителей, привившим ему аскетическую сдержанность.
Он вспоминал мальчишеское увлечение свирепой игрой регби, презрение к танцам, ярким галстукам и автомобильным поездкам с модно растрепанными девицами, уважительную ненависть к богатым удачникам и исступленную учебу в колледже, в университете, на космодроме… И всегда твердую направляющую руку Томаса, учившего жить среди волков. Он ведь так и не дожил до коренных социальных изменений на Американском континенте.
Аллан Керн говорил сейчас обо всем этом с братом и был уверен, что тот слышит его…
Мэри отвернулась от окна и тоже молча говорила…
с Гарри. Они прекрасно "слышали" друг друга.
Гарри неуклюже притянул к себе Мэри и поцеловал ее между бровей. Всю силу воли собрала Мэри, чтобы не разрыдаться.
Керн отвернулся.
— Джон, прошу вас занять место в планере. И вас, Гарри, тоже, торопливо пригласил он.
Мэри должна была выйти из отсека, пол которого сейчас раскроется.
Сколько девушек провожало милых на войну! Сколько жен бежало за стременем или за подножкой вагона!
Сколько рыбачек, стоя на скалах, смотрели в штормовую даль! Но Мэри казалось, что никогда ни у кого не было такого всепоглощающего горя, как у нее. Чтобы горе это, острое и неумолимое, подобно ножу гильотины, упало на нее, от Мэри требовалось повернуть красный рычаг…
