— Сделанного не воротишь, — ответила Тата, еле сдерживаясь от встречных упреков. Впрочем, следовало быть справедливой, каждый сам кузнец своего счастья. Повелась на чужие уловки, значит, нечего с больной головы на здоровую перекладывать. Тем паче, пустую.
— Теперь все пропало…
— Что-то с Никитой? Он себя плохо чувствует?
Душенька разрыдалась:
— Ты лучше спроси, как я себя чувствую. Никита здоров, но у него такой кавардак в голове, что сам черт ногу сломит. А мне нужна определенность. Без нее я, бедная несчастная, погибаю.
— Значит, судьба у тебя такая.
— Брось болтать глупости, лучше спаси меня!
— Зачем?
— Ты должна мне помочь.
— Возможно, мне не следовало воевать с тобой. Но спасать — это уж слишком.
— Ах, вот ты какая? — спросила Татуся жалобно и, не дождавшись, ответной реакции, перешла в наступление. Позабыв о слезах, она рассмеялась грозно, раскатисто и стремительно изменилась, став похожей на ведьму. Обида наполнила ее глаза таинственным злым светом, страх изогнул губы скорбной дугой, ноздри вздрогнули от гнева. — Тогда получай!
В левой груди огненным потоком разлилась боль, и Тата увидела, как каменистый пятачок души, тот полудохлый оазис, на котором пламенела ало пластиковая роза, буквально на глазах превратился в бесплодную пустыню. Зато дурацкий цветок вырос, заматерел, пустил новые ответвления с уже укрытыми, готовыми вот-вот распуститься, почками,
— Я имею доступ к твоей душе и, если ты будешь меня обижать, то сильно пожалеешь, — объявила Душенька.
Тата пожала плечами. Душенька блефовала. Однако смотреть на мытарства души, из которой пластиковая хрень тянула последние силы, не доставляло ни малейшего удовольствия. Да и неприятные ощущения в области сердца тоже не приходилось сбрасывать со счетов.
— Ладно, — произнесла Тата снисходительно, — считай, что я испугалась. Что дальше?
— Спаси меня.
— Как?
— У меня есть план. Я хочу превратиться из мужской эротической фантазии в воспоминание.
— Вопрос номер один: зачем тебе становиться воспоминанием?
— В нашем мире воображение — не самое престижное место обитания. Если провести аналогию, то обстановка там как в банановой республике, где то и дело происходят перевороты и у власти не побывал только ленивый. Стоит человеку, к примеру, зайти в супермаркет и он тут же представляет, как кушает маслины или убивает кассиршу. На улице та же история. Увидел шикарную машину — тут же вообразил себя за рулем. Бросил взгляд на классную шмотку в витрине и сознание тот час подчинилось идее-фикс. Наткнулся на госучреждение и сразу же захотел взорвать его к чертям собачьим. И так изо дня в день, из года в год, в каждой голове, как нанятый, работает калейдоскоп, прогоняя бесконечный сериал «если бы…».
— Действительно.
— Это, так сказать, картина маслом в общих чертах. Что касается конкретно моего положения, тут ситуация еще хуже. Конечно, сексуальные фантазии в мужской голове в чести. Но знала бы ты, сколько и какие разные видения посещают Никиту. Я — всего лишь одна из многих и даже на пике карьеры могла только пару минут в день поморочить Никите голову. Теперь и того нет. Поэтому мне не остается ничего другого, как отправиться в забвение и там сдохнуть. Но я не желаю умирать. Я, благодаря тебе, живая и могу побороться за себя. А ты должна мне помочь попасть в память Никиты.
— Чем же память лучше воображения? Там тоже хранится, хрен знает, сколько всякой всячины, в которой можно спокойно затеряться. Причем навсегда.
— Это уже второй вопрос. Я тут посоветовалась с нашими местными специалистами и мне все растолковали плоско и доступно, — Душенька достала листок бумаги, сверилась с записями и продолжила: — За день через человека проходит поток информации в сто раз больший возможностей его мозга. Поэтому первым делом мне надо преодолеть эту пресловутую однопроцентную квоту. Что невозможно без гормональной поддержки. Но об этом чуть позднее. Следующая задача еще сложнее. Для воспоминаний самую большую опасность представляет забывание. Следовательно, стоит побеспокоиться и о сохранности, причем в долгосрочном режиме.
— Ну, и план. Кутузов отдыхает.
