Вскоре она сообщила бывшему возлюбленному неприятную новость. Он либо платит отступное — деньги Игорь любил больше всего на свете — либо партнеры-уголовники или налоговая (на выбор) узнают о некоторых деталях ведения бизнеса.
Тата положила на стол, на котором еще недавно занималась сексом, папку с информацией.
— Что ты можешь, курица?! Ты не знаешь, с кем связалась!
Тата пожала плечами.
— Как финансовый директор фирмы я знаю все.
— Сука.
Игорь сидел бледный, растерянный, разоблачение грозило многими бедами.
— Сколько ты хочешь?
— А сколько стоят растоптанные надежды и полтора года моей жизни?
Это была лирика, не стоящая внимания.
— Назови сумму.
Она произнесла цифру. Он взвыл.
— Двадцать тысяч! Но деньги в деле, подожди хоть месяц.
— Не моя забота, — отрезала, — завтра — крайний срок.
Немалая материальная компенсация помогла не только утешить уязвленные амбиции, но и стала приманкой, на которую клюнул Олег.
Следующая большая проблема в жизни Таты притормозила у обочины, открыла дверцу белоснежного «Бентли» и предложила:
— Крошла, садись, прокачу.
«Да пошел ты…» — ответная фраза застряла в горле.
Едва, взглянув в синие, наглые, усмешливые глаза, Тата мгновенно позабыла обо всем на свете. Перед ней был самый настоящий ПРЫНЦ на белом коне. Прекрасный незнакомец между тем повторил:
— Так что, хочешь или нет?
— Хочу, — загипнотизированная звуками божественного голоса призналась Тата, плохо понимая, в чем идет речь.
— Отлично, тогда вали сюда!
Она послушно исполнила волю новоявленного повелителя и провалилась в очередной роман, как в бездну.
По трезвому размышлению, коего у Таты тогда не было в помине, Олег походил на сериального злодея-искусителя. Или рядового альфонса.
— Поживу у тебя, — сообщил он, оглядев «хоромы». — Хата ничего. Если продать приличный куш можно взять. И барахлишко в порядке. Ты тут одна обитаешь?
Красавец разгуливал по квартире голым, отчего Тата пускала слюни от вожделения и теряла остатки благоразумия. «Да. Живу одна. Хочешь, подарю все и квартиру перепишу», — позыв к неожиданной щедрости оборвал Внутренний Голос.
— Разве я похожа на хозяйку? — наглый советчик заговорил вслух. — А я тут сбоку припека, сторожу квартирку богатых родственников.
Синь в мужских глазах подувяла:
— Деньги у тебя, хоть есть?
Обилие новых дорогих вещей не позволило сказать: «нет». К тому ж решался основной вопрос современности — останется небожитель или исчезнет — поэтому Таты поспешно призналась.
— Есть, есть.
— Замечательно. Тогда мы идем сегодня в ресторан.
Полученных от Игоря двадцати штук хватило ненадолго. Когда деньги закончились, милый собрался на поиски нового счастья.
— Я без тебя пропаду. — Тата валялась в ногах, хватала за колени, целовала ботинки. Лохматая, в черных подтеках туши и алой кляксе размазанной помады, она даже самой себе была страшна.
— Прощай, — Олег перешагнул через нее в прямом и фигуральном смысле и скрылся. Умчался на своем «Бентли» потрошить другие кошельки и разбивать другие сердца.
Месть доставила Тате мало удовольствия. Но требовалось уплатить дань привычке и как-то ночью она подобралась к белоснежному авто, и оприходовала чудо-коня ломом. Потом под истошный вопль сигнализации она бежала по ночному городу, глотала слезы и думала, как просто жить на свете, когда никто никому не запрещает творить зло.
Утешал Тату после пережитых злоключений тридцатилетний аспирант Коля. Мизерная зарплата в средней руки университете, диссертация ни о чем, подработка за копейки курьером. Зато честный — не ограбит, добрый — не обидит, бескорыстный — не потребует ничего. В самый раз!
В квартире Коли на стене висела фотография: мальчик-зайчик, круглые щечки, школьная форма, октябрятская звездочка. И ясные глазки, в которых и тогда — первый раз в первый класс, не шевелись, сейчас вылетит птичка — и сейчас, разменяв третий десяток, отражалось та же обморочная растерянность перед сложностью бытия.
«Зачем он мне?» — думала порой Тата и не находила ответа. Однако, держалась за временщика изо всех сил.
В другое, более стабильное время, с таким Колей можно было худо-бедно жить. Спокойный, старательный, тихий, он был безвреден, как пища, приготовленная без соли и жира. В эпоху же развивающегося капитализма и обостренного феминизма божий одуванчик был обузой и только.
