Услышать голос сердца своей любимой Вали, как бы этого ему ни хотелось, Астан не мог. Да если бы даже из далекого Равенсбрука ветер донес ее рыдания, он бы не поверил. Ни он, никто из близких Вали в живых ее уже не числили. Верил только Славик. Он верил, что «его мама партизанит» и, как только разобьют Гитлера, кончится война, она вернется домой, будет учить его и всех соседских ребят в школе — его мама учительница. Так ему говорили взрослые — и он верил.
Славик однажды заметил слезы у папы, но папа, увидев его, заулыбался, посадил к себе на колени, обласкал.
Славику очень нравится, когда папа с ним. Но не меньше он любит, когда его папу при возвращении из плавания торжественно встречают на берегу. Пушки палят — салют дают, и оркестр играет. Как ему хочется, чтобы его папу всегда так встречали! Папа его Герой. Славик гордится этим. А как бы он радовался, если бы знал про всякие отцовы плавания — самые опасные и самые рискованные: связь с партизанами, высадка десанта, разведка… А в Крыму много партизан, да еще какие партизаны! Им надо доставлять оружие и боеприпасы, питание и людей. А из партизанского края вывозить и раненых, и разведчиков, и… даже важных военно-пленных. Бывает и так, что корреспондента к партизанам надо «подбросить». И все это под самым носом врага. Откуда же все это знать Славику? Отец-то скупо рассказывает. Правда, недавно рассказал такое интересное, что Славик слушал его рассказ, как любимую сказку. К партизанам надо было высадить разведчиков. Лодка в темную-темную ночь бродила вдоль вражеских берегов. И всюду ее встречали залпы фашистских батарей или атаковали катера-«охотники». А катера самые страшные— у них много глубинных бомб, они быстры, и у них такие приборы, которыми узнают все звуки под водой. Трудно было обхитрить. Правда, его папа умеет их обманывать. Но на этот раз папину лодку к берегу враги не подпускали. А приказ был таков: высадить незаметно в тыл врага группу разведчиков. Целую ночь ходила лодка — не могла высадить. Весь берег и район моря прожекторами освещают. Катера-«охотники» бороздят воды… Ну никак нельзя! Тогда моряки пошли на такую хитрость: поближе к берегу подойти и… выпустить разведчиков через торпедные аппараты.
Славику было страшно слушать. «И никто не боялся?»— робко спросил он отца. «Как не боялись? Такое дело, — отвечал отец, — все боялись, всем было страшно. Но разведчики пошли на такое. И высадились. И такую панику подняли в тылу у фашистов, что они растерялись, побежали, а многие партизанам в плен сдались. Вот как выполнили задание командования».
«Эх, был бы я постарше, — думал Славик, — я бы с папой ходил в море и тоже бил бы фашистов».
О смерти Вали в доме не говорили. Говорили — она в партизанах.
Астан был убежден, что его жены пет в живых. Горе. Тяжелое горе! И ничего не поделаешь! Партизан фашисты живыми не выпускали. А время шло. Да и Славику нужна мама. «Разумнее было бы!..» — советовали друзья. Жизнь есть жизнь. Люди есть люди. Письма из родных краев обнажали нервы, и он еще острее чувствовал потерю, горечь и боль. Эта боль звала к мести, к яростной, беспощадной мести.
