– Я предала его! – в отчаянии воскликнула Синтия.
– Нет. Если кого-нибудь и следует винить, – ответил мистер Грегори, решительно выпятив грудь, – то не вас, а моего хозяина, оставившего вас в неведении. Но так поступают люди, привыкшие иметь дело с тайнами. В пяти случаях из десяти подобная секретность оказывается вполне оправданной. Сэр Френсис считал, что вы бы не смогли скрыть горе и страх, что вас следует опекать, как младенца. Пускай вы будете думать, что ваш возлюбленный отправился охотиться за Золотым флотом и устраивать аутодафе в просторах Атлантики! Вам не следует знать об опасной и деликатной работе, которую все эти месяцы выполнял Робин Обри!
– Опасной? – воскликнула Синтия, прижимая руку к сердцу. – Так я и знала!
– Но выполненной, – поспешно добавил Грегори. – Выполненной с опытом и тактом, удивительными для его юных лет. Так что Воуд опоздает, Синтия. Как вы думаете, почему я здесь? – Когда Синтия покачала головой, мистер Грегори принял величайшее решение. Он ослушается своего любящего секретность господина и расскажет девушке всю историю подвигов ее возлюбленного!
– Но не здесь! – внезапно воскликнула Синтия.
Солнце уже поднялось, и его золотые лучи проникли сквозь окна веранды. Девушке хотелось выслушать рассказ Грегори на лужайке для игры в шары, куда они направились через столовую. Снаружи было тепло, словно летом. В траве у тисовой изгороди пестрели подснежники и нарциссы. Мистер Грегори подвел Синтию к садовой скамье и поведал ей об открытии Уолсингема, что Джордж Обри все еще жив и просит милостыню на ступенях мадридской церкви, о последующем изменении планов Робина и реквизиции его кораблей, о его тайном прибытии в Лиссабон в свите графа Фильяцци и более чем годовой службе лакеем у адмирала Санта-Крус. Он рассказывал все это цветистым и образным языком того времени, который был присущ и капитану, заполняющему судовой журнал, и поэту в его кабинете. Синтия слушала, затаив дыхание и сцепив руки, так что суставы побелели; ее красивое лицо краснело и бледнело по очереди, она то дрожала от ужаса, то вздыхала с облегчением; гордость и любовь сияли в её глазах столь ярко, что будь Робин здесь, он бы почувствовал себя вознагражденным двадцать раз за все труды и опасности. К любви и гордости примешивалась благодарность Богу, внушившему ей мысль скакать всю ночь в Эбботс-Гэп, стремясь к этому саду, точно голубь к голубятне.
– Великий труд завершен, – продолжал мистер Грегори. – Когда армада устремится в пролив, мы покажем испанцам такую игру в железные шары, что это собьет с них спесь до конца дней. Они глотнут пыль Англии и ощутят, что она отдает горьким привкусом смерти. Потому-то вы и застали меня здесь. Сэр Френсис получил письмо четыре дня назад – Робин сообщал, что отправляется в Мадрид, снова в свите тосканского посла. Но письмо было написано уже пять недель тому назад, и возможно, что Робин уже на пути в Англию. Больше писем от него не будет. Сэр Френсис послал меня в Эбботс-Гэп приготовить все к приезду Робина и, если даст Бог, его отца.
Рука Синтии устремилась к сумочке на поясе камзола. Вытащив оттуда половину золотого соверена, она положила ее на свою миниатюрную ладонь. Девушка не сомневалась, что Робин теперь в безопасности, и Грегори не разубеждал ее. К счастью для их спокойствия, они не имели понятия о тех ужасах, которые в этот час ожидали в Мадриде Робина Обри.
Глава 25. Грегори становится более заметным
– Благодарю вас, мистер Грегори, – сказала Синтия, вставая со скамьи. – Никак не ожидала найти вас здесь. Мне казалось, что если я немного посижу в саду Робина, то мне придет в голову какой-нибудь способ уменьшить причиненный мною вред. Но о такой радости и гордости, какую испытываю теперь, я никогда не мечтала!
Экономка Кейт, очевидно, наблюдала за ними из-за стеклянных дверей столовой, потому что, как только Синтия поднялась, она тут же поспешила к ним.
Синтия на момент задержалась, вцепившись в спинку скамьи. Теперь, когда, как ей казалось, ее тревоги подошли к концу, она ощущала такую усталость, что едва могла стоять на ногах.
