Конец веревки нужно привязать к основанию балюстрады, иначе ему никогда не взобраться назад на балкон. Маловероятно, чтобы рыщущий в ночи заметил этот узел.
«Старику придется наступить на него, чтобы обнаружить», – подумал Робин и тут же услышал, как над его головой распахнулись и хлопнули о стену ставни, адмирал налетел на балюстраду, а его шпага со стуком упала на пол.
После этого наступила тишина, еще сильнее встревожившая Робина, так как он не мог понять ее причины. Санта-Крус неподвижно стоял над его головой. В молчании ночи юноша мог слышать его дыхание. Значит, он тоже не должен шевелиться и менять положение, чтобы шорох камзола о камень не выдал его.
Робин ощутил приступ страха.
«Старик заметил узел на балюстраде. Он стоит там, играя в кошки-мышки и ожидая, пока меня схватит судорога, и мне придется разжать руки!»
Юноша представил себя болтающимся в воздухе на веревке, которую обрубает шпага Санта-Круса.
Вскоре с балкона донеслись звуки, но они лишь прибавили достоверности видению Робина. Шпагу проволокли по камню, снова уронили и, наконец подняли.
«Теперь старик пустит ее в ход», – подумал Робин. Глянув на белые буруны прибоя, пенившиеся в ста пятидесяти футах внизу, он поспешно отвел глаза. Прозвучали тяжелые шаги адмирала, и юноша с отчаянием вцепился в камень.
«Сейчас! – думал он. – Еще несколько секунд!»
Но вместо свиста шпаги и падения в бездну, Робин услышал, как вновь захлопнулись ставни.
Такого облегчения он не испытывал никогда в жизни. Пот градом катился по его лицу, ноги дрожали, все тело охватила страшная слабость. Вцепившись в резную консоль, Робин взял кольцо веревки в поднятую руку, снова застыв без движения.
Санта-Крус, очевидно, ничего не обнаружил. Но Робин должен был дать ему время дотащиться до своей спальни, а до него больше не доносились звуки, которые могли бы указывать, как идет этот процесс. Он мог только приблизительно определить, сколько ему следует ждать. Юноша медленно просчитал до ста. Теперь нужно шагнуть вверх на голову дельфина. Глубоко вдохнув, он поднял левую ногу, нащупал ею голову, и, сделав рывок всем телом, поднялся на нее. Прошло несколько секунд, прежде чем он обрел равновесие на гладком камне. Подтянувшись на веревке, Робин ухватился за балюстраду и в следующий момент очутился на балконе. Обрезав веревку, он снова обмотал се вокруг талии. Однако, повернувшись к ставням, он вновь застыл в напряжении. Сквозь решетку по-прежнему пробивался свет.
Ничто не могло заставить Робина вторично спускаться на голову дельфина – назад пути не было. Оставалось ждать на балконе, а если Санта-Крус снова выйдет туда… ну, хотя адмирал значил для Испании куда больше, чем Робин для Англии, Филиппу II придется обойтись без своего лучшего флотоводца. Юноша выхватил из-за пояса кинжал и стал ждать. Ночной воздух становился все более холодным и свежим, скоро должен был начаться рассвет. Скользнув к ставням, Робин открыл их, но стол, за которым сидел Санта-Крус, находился слева и не был виден с балкона.
Робин не слышал ни звука.
«Старик, должно быть, заснул или ушел к себе, забыв погасить свечу», – подумал он.
На цыпочках юноша вошел в комнату. Санта-Крус сидел у стола, но его поза наводила на мысль, что им владеет сон, крепче обычного. Держа в правой руке наготове кинжал, Робин подкрался к нему. Нижняя челюсть старика отвисла, открытые глаза смотрели в одну точку, грудь была неподвижна. Сон маркиза оказался вечным.
Бюро было открыто. Робин взял два документа, которые не успел скопировать, вновь придвинул к столу дубовый табурет и сел доканчивать работу при свете свечи мертвого адмирала. Нужно было спешить и при этом ничего не упустить и не перепутать ни одной цифры, переписывая количество кулеврин, миньонов, василисков,[122] солдат, матросов, баррелей сыра, солонины и воды.
Робин подходил к концу, когда произошло нечто, смертельно его перепугавшее. Покойник внезапно склонился к нему, его рука, лежавшая на столе, ударила юношу и бессильно поникла. Вскочив на ноги, Робин занес кинжал, но вовремя удержался, поняв, что скованные смертью мускулы старика расслабились, и это явилось причиной происшедшего. Тело адмирала поникло в кресле, словно уменьшившись в размерах: Казалось, только теперь неустрашимый дух покинул свою изношенную оболочку.
