В комнату вошел Этьен.
— Как ты себя чувствуешь? — тут же спросила я, обернувшись. Под глазами его залегли круги, но он широко, хоть и несколько напряженно, улыбался. Не стоило полностью доверять этой улыбке — я по себе знала, что улыбаться можно и едва ли не при смерти, если будет очень нужно. Я взглянула ему в глаза, но не заметила ничего подозрительного. Этьен потянулся ко мне, я сделала шаг в его объятья, и несколько минут мы стояли так, ощущая друг друга рядом, наслаждаясь этим дарованным теплом. Потом он заговорил:
— Скажи, что случилось вчера? Что ты сделала?
Я откинула голову, чтобы смотреть прямо на него.
— Сначала расскажи, как ты все же оказался в той пещере. Этот ответ ты мне должен.
Этьен помрачнел.
— Мне казалось, с нас уже хватит тайн.
— Хватит. И именно поэтому давай начнем с твоей. Хочешь распутать узел — ищи начало нити.
Ничто не способно было сбить со следа ищейку, жившую во мне. Я не хотела не доверять Этьену — но для этого, по меньшей мере, мне нужно было знать, что он честен со мной. До конца. Иначе — никак. Кажется, он прочел это в моем взгляде — во всяком случае, он уселся на кровать, свесив голову, и, помолчав с минуту, сказал:
— Да нет там никакой тайны. Просто это все как-то слишком… странно, не знаю. А говорить об этом — еще более странно, — и действительно, я чувствовала, с каким трудом он подыскивал и произносил каждое слово, — В тот день, если помнишь, мы немного повздорили, а потом ты была все занята с этой «делегацией», — последнее слово он произнес с таким презрением, что я словно ощутила его чувства на вкус, — потом я хотел найти тебя, поговорить, но Алиса…
При упоминании этого имени он замолчал, да и я вздрогнула. Она предала нас — нас обоих. Я лично с радостью бы не вспоминала о ней вовсе. Но никуда не денешься.
— В общем, она сказала мне, что ты уехала с ними. Я… как объяснить, мне было не по себе от всего этого. Я пытался тебе позвонить, но трубку ты не брала, конечно. Вечером я поехал к тебе, и, честно говоря, очень встревожился, когда понял, что… Я сразу подумал, что вряд ли бы обычному человеку под силу было завлечь тебя в беду — после этого, скорей всего, спасать пришлось бы уже его.
Я засмеялась, но Этьен махнул рукой, как бы отстраняя мои эмоции, и продолжил, торопясь высказать все до конца:
— И я… я решил попробовать найти тебя. Ты мне очень дорога, Вивиен, — тут он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза, — и я знал, что если не найду тебя, то никто не найдет, никто из людей. А этого я допустить не мог. И я — как бы это сказать — постарался прислушаться. Я долго стоял на улице, глядя на звезды — и я услышал тебя в себе, Виви.
Только теперь я поняла, почему Этьен не мог рассказать мне всего этого раньше. Ведь это было сродни признанию в любви — а может быть, именно оно сейчас и прозвучало. Я присела на кровать рядом с ним и крепко обняла его.
— Глупый, какой же ты глупый. Давно нужно было все рассказать.
Я хотела поцеловать его в щеку, но неожиданно почувствовала его горячие сухие губы. Может быть, это было именно то, чего я так давно ждала.
И пусть Этьен никогда не узнает, что его застенчивость едва не развела нас в разные стороны.
Все когда-нибудь бывает в первый раз. Бывает, что это первый блин комом, а бывает, что этот самый первый опыт запоминается на всю жизнь. Сколь бы длинной она ни была.
В это утро мы в первый раз были близки. Не осталось никаких преград, и я чувствовала себя легко и свободно, словно мы знали друг друга много лет — или десятков лет. Тихо ушли в сторону все нерешенные вопросы, отодвинулись, приложив палец к губам, все волнения и проблемы завтрашнего дня. Мы были живы, мы были рядом и любили друг друга — а чего еще можно просить у этой сумасшедшей жизни?
Этьен, казалось, тоже воспринял все происходящее скорей как дар, чем как логичное развитие отношений двух уже взрослых людей — и бросился в него с головой. Когда постоянно держишь себя под контролем, пытаешься все продумать и просчитать — так хочется хоть на короткий промежуток времени потерять голову.
И мы ни о чем не думали. Мы держали друг друга в руках, как бесценные сокровища, мы любовались друг другом, пили чувства взахлеб, не боясь опьянеть — и похмелья не боясь.
